– Положи пальцы вот сюда, справа, – сказал он, направляя его руку своей. – Чувствуешь?
Матьяш едва не отдернул руку. Принц крови, он не привык, чтобы до него дотрагивались, но свою роль все же сыграл. К тому же ему было любопытно. Грудь у мальчишки была впалой и напоминала дыню, из которой выскребли мякоть.
– Мама, бывало, говорила, что это тайный дар – иметь сердце с правой стороны, – рассказал тот. – Она говорила, это придает мне необыкновенную храбрость и силу. Думаю, поэтому я могу помогать раненым. Мой дядя считал, что так лучше, чем сидеть дома с женщинами.
Ладонь эрцгерцога соскользнула с груди мальчика. Он оглядел лагерь – повсюду лежали люди. Раненые, искалеченные… Еще один подал голос, требуя воды.
– Иду, – отозвался мальчик.
– Я должен доложить своему командиру, – сказал Матьяш. – И тебя не забуду. Ты…
– Тамаш.
– Тамаш Сердце-Справа… Надеюсь, твои братья и отец вернутся в лагерь живыми и здоровыми.
Караульный взглянул на своего брата Адама, который тяжело и сипло дышал.
– Молюсь, чтобы так и было, – отозвался он. – Хочу вернуться в Эстергом, увидеть маму и сестер… Боюсь, я не рожден для битвы, однако же мне говорят, что война идет с самого моего рождения.
Матьяш вгляделся в его лицо.
– А сколько тебе лет, Тамаш?
– Тринадцать.
– Да, это правда. Каждый год с твоего рождения мы воюем.
Мальчик присел на корточки и поворошил угли, пока те не разгорелись, а потом принес кувшин воды.
– Слишком долго. Мы все молимся о мире. Говорят, Матьяш может бросить вызов королю и подписать договор с турками.
Эрцгерцог воззрился на нового знакомого.
– Разве это не проявление трусости?
Тамаш покачал головой.
– Мой отец говорит, что миротворцы больше всех рискуют. Говорит, что любой дурак может начать войну, а вот чтобы остановить ее, нужна смелость.
– Твой отец, похоже, мудрый человек.
– Воды, парень! Я умираю от жажды! – прокричал раненый с кучи тряпья.
Кивнув ему, мальчишка ответил:
– Да, он самый мудрый на свете… Надеюсь, война скоро закончится. Я скучаю по мамкиной стряпне!
Матьяш кивнул в знак благодарности и стал взбираться на высокий, крутой холм к своей лошади и свите. Наверху он обернулся – мальчик подносил глиняный кувшин к губам умирающего.
Маркета дрожала от ужаса, но сквозь сковавшее ее душу холодное оцепенение пробивалась одна ясная мысль.
Она не позволит отцу умереть в темнице замка.
Девушка слышала, что его держат в полной темноте, прикованным к стене, кормят только черствыми хлебными корками и каждый день секут плетьми.
Кое-кто из слуг, рискуя жизнью, приносил ему остатки еды с кухни и новости из внешнего мира. Цирюльник Пихлер умолял их передать дочери, что любит ее и что требует, чтобы она не отдавалась в руки дона Юлия.