А еще Маркета знала, что никогда-никогда не притронется к срезанным отцовскими ножницами волосам. Оставшийся в них дух мог оказаться злобным и поразить ее насмерть. Или, по крайней мере, войти в ее душу – либо сделать ее бесплодной.
Особенный интерес у Маркеты вызывали телесные жидкости и болезни, появлявшиеся вследствие их неуравновешенности. В отцовской профессии было что-то близкое к божественному провидению, что-то родственное чуду. Знакомые говорили, что девушка пошла больше в отца, чем в мать, но люди постарше скорее признавали в ней сходство с тетей, матерью-настоятельницей монастыря Бедной Клары. Завидев девушку на улице, они обменивались понимающими взглядами и согласно кивали седыми головами. И действительно, люди, помнившие благочестивую мать Людмилу в семнадцать лет, находили в старшей дочери цирюльника странное, почти мистическое повторение ее черт и манер.
Однажды, когда Маркета только-только начинала ходить, отец шепнул ей на ушко, что она наделена даром целительства. Он думал, что дочь еще слишком мала, чтобы понять и запомнить эти слова.
Но она поняла и запомнила.
Шагая по Банному мосту к бане, Маркета с грустью думала о том, что отец снова уехал в Вену. Как бы ей хотелось оказаться рядом с ним и послушать доклады о последних открытиях в области человеческой анатомии и флеботомии!
Разумеется, она и представить не могла, что еще одно открытие – случайная встреча с одним из Габсбургов на улицах Вены – навсегда изменит жизнь ее отца.
И что он будет первым, кто принесет в Чески-Крумлов страшную, чудовищную и запретную новость.
Глава 6. Рудольф II и Книга Чудес
Король Рудольф раздраженно почесал в носу наманикюренным ногтем. Не самый изысканный жест, тем более когда находишься при венском дворе, но, с другой стороны, так ли уж это важно? В конце концов, император Священной Римской империи, король Венгрии, Моравии, Богемии и Хорватии может позволить себе кое-что. Восточные королевства платили ему дань и просились под его покровительство и защиту, так что он мог включить их в состав своих владений.
А если принять во внимание последнюю утреннюю новость о возмутительном поведении его бастарда Юлия – которого все, за исключением королевской семьи, называли доном Юлием, – какого осуждения может заслуживать ничего не значащее почесывание в носу? У него есть божественное право, и…
Один из многочисленных карликов, очень прыщавый, хихикнул и прошептал что-то, заслонив рот пухлой ладошкой.
– Уж не надо мной ли ты смеешься, паршивец? – сердито бросил король, зловеще нацелив побывавший в носу палец на неосторожного карлика. – Ну-ка, подойти сюда, жаба бородавчатая!