Розовые щечки только подчеркивали необычный цвет буйных, непокорных волос. Есть люди, у которых разные глаза – Маркету же природа наделила волосами сразу нескольких оттенков. Огненно-рыжие пряди соседствовали с золотистыми и каштановыми, словно отражая краски богемской осени.
Но самой заметной ее чертой был подбородок – небольшой, но сильный, решительный, выражавший суть ее натуры. Невзирая на мнения других, вопреки собственным страхам, она задирала его гордо и дерзко и так шла по жизни – с прямотой и открытостью, поражавшими и пугавшими многих, кто знал ее недостаточно хорошо.
Лишь один человек во всем свете мог превзойти девушку в страстности и решительности – ее мать, Люси Пихлерова, управительница городской бани.
Маркета была дочерью Люси и ее супруга, Зикмунда Пихлера, цирюльника-хирурга и городского рудомета.
Профессия рудомета почиталась в Богемии уважаемой. Мужчины и женщины равно раскошеливались, чтобы полечиться пиявками. Бывая в обществе отца, Маркета всегда высоко держала голову, поскольку сама помогала ему в кровопускании, поднося красивые керамические лотки для сбора истекшей из вены пациента крови. Она не хуже отца знала извилистые тракты крови и точки пульсации. Знала, как собирают пиявок и обращаются с ними. Маркета и сама ставила бы их нуждающимся, если б только Гильдия цирюльников и хирургов дозволяла женщинам практиковать сие ремесло.
Но эта профессия была для нее закрыта – как и многие другие. Дочь богемской банщицы, Маркета была обречена и сама стать богемской банщицей – мыть горожан и доставлять удовольствие мужчинам. Ради хорошенькой банщицы разгоряченные похотью мужчины залезали в кошельки даже глубже, чем когда им требовалось пустить кровь, бросая серебряные талеры, дабы привлечь внимание красотки и направить ее ручку в нужное место.
Маркета с ужасом ждала того дня, когда и ее тоже выставят на продажу. В пятнадцать лет она уже вполне созрела, чтобы иметь покровителя и самостоятельно зарабатывать на жизнь. Более двух лет девушка отказывалась слушать мать, умолявшую ее продать свое юное тело и тем самым помочь семье. Она достигла возраста, когда ей надлежало начать развлекать гостей в бане и принимать их щедроты.
Ей едва исполнилось двенадцать, когда мужчины стали замечать ее, тиская набухавшие груди и залезая под сорочку. Она отбивалась, а одну особенно настойчивую лапу даже ошпарила кипятком. Люси тогда ущипнула дочь за руку и сказала, что она уже не ребенок, нуждающийся в защите, а женщина, которой должны восхищаться и пользоваться – за плату, разумеется.