– Ну что ты привязался-то ко мне – «как», «как»? – раздраженно бросил я и, живо накинув на капюшон, выкинул опорожненную банку сгущенки, со звонким плеском угодившую в какую-то лужу, открутил крышку бутылки и – к Майку холодно: – Да оставь ты костер в покое – не спасти его уже. Лучше иди воду набирай, пока возможность есть.
Майк устало вздохнул, отдышался, как-то обиженно посмотрел на меня секунду-другую, закивал, утер с лица воду, молотящую по нему с потолка, и мигом полез в рюкзак.
– И желательно прозапас, – посоветовал ему, – дело такое… вода всегда нужна.
Вместо ответа напарник вытащил две пластиковые бутылки и под гул дождя отправился куда-то в темноту, звучно хлюпая ботинками по подтопленному полу.
«Молчит что-то, – подумал я, посмотрев вслед, – обиделся, что ли? Или что?»
Так и не разобравшись в поведении проводника, – сплюнул, хмыкнул, отряхнул капюшон от накапавшей воды и – к запримеченной темной луже, одиноко шумевшей подле стены под целым градом свинцовых капель.
Дождь же, что обрушился на улицы Грултауна, казалось, только набирал разрушительную силу. По всему убежищу бесплотными духами носились разнообразные звуки, скулил промозглый ветер, рвущийся внутрь, под ударами стекающих со стен ручьев грохотал мусор, где-то глухо крошился и осыпался отсыревший бетон. Из-под нашего единственного спасения – двери с решеткой – веяло холодом, сыростью и псиной, словно изголодавшаяся по помоям собачья стая рыскала не где-то там, во дворах мертвого города, а стояла едва ли не у порога, принюхиваясь к нам и смрадно дыша. Иногда к нему прибавлялся запах сырой земли, подгнивших листьев и ржавчины, какой я невольно спутал с кровью, но очень быстро улетучивался, тонул в гулкой темноте. Потолок, ставший почти неразличимым, повсеместно сочился от студеной дождевой воды, протекал и трещал по швам, как старая ткань, время от времени сбрасывая на наши головы то мелкие осколки, то капли.
– Ну, теперь всякая зараза точно поутихнет, – отметил довольно и, утерев лицо насквозь промокшим рукавом, присел на корточки близ большой лужи, где плавали картонные ящики, банки, фантики и какое-то тряпье, – дождь-то разыгрался нехилый – вон как долбит.
И словно в подтверждение моих слов от потолка с неслышным скрежетом откололся немалых размеров обломок, бултыхнулся в лужу и окатил меня с ног до головы студеной водой.
– Уф-ф… – обронил я и поежился от холода, – ледяная, блин! – старательно подышал на ладони, растер. – Ну, с богом!..
Разок-другой зачерпнул бутылкой дождевую воду и почти в ту же секунду почувствовал, как пальцы рук начинают неметь, жечь огнем, едва сгибаться, а кожа – коченеть, деревенеть и как бы натягиваться на кости. Кое-как набрал так полбутылки, поставил рядом и стал без остановки растирать задубевшую руку – та хоть пробыла в студеной воде считанные секунды, но отогревались так, словно вся кровь в ней разом остановилась и замерзла.