Сюзи не опускала глаз, а Эдерна и вовсе впилась вызывающим взглядом в лицо монахини.
– А почему, матушка, нас с Сюзанной наказывают по-разному, хотя проступок мы совершили один и тот же?
– Замолчите, мадемуазель, вы рискуете быть наказанной плеткой!
– А вы рискуете уничтожить остаток уважения, которое вызывают у меня те, кто считает себя служанками Господа на этой земле!..
Сюзанну увели в карцер, Эдерна вернулась в спальню.
Последующие дни были наполнены различными церемониями, богослужениями и молитвами, связанными с похоронами умершего короля. Монахини тщательно следили за тем, чтобы их подопечные не улыбались, не произносили легкомысленных фраз и уж тем более не смеялись и не шутили. Это время должно было стать временем сосредоточенных размышлений и молитв. Про Сюзанну, сидящую в карцере, позабыли. Она очень сильно тяготилась невольным одиночеством и скучала по своей подруге. Эдерна, в свою очередь, ждала, когда же ей назначат наказание. Однако священник, на которого возлагалась обязанность исповедовать обитательниц монастыря, был занят где-то еще, а аббатиса участвовала в грандиозных похоронах короля. Пришлось ждать до 10 сентября, прежде чем она приняла решение относительно двух озорниц, отравлявших жизнь другим воспитанницам монастыря.
Сюзи предстала перед коллегией, выносящей наказания. Это происходило в ее жизни уже не в первый раз, а потому обращенные на нее осуждающие взгляды ее не очень-то пугали. Напомнив о совершенном Сюзанной проступке и о последствиях, к которым он мог привести, аббатиса объявила:
– Мадемуазель, коллегия моими устами доводит до вашего сведения, что вы считаетесь недостойной находиться в нашем монастыре. Вас вернут родителям, о чем сестра Аполлина их предупредит. Что касается вас, Эдерна де Бонабан, то вы, конечно же, останетесь здесь, однако получите двадцать пять ударов плеткой и будете ежедневно молиться о прощении до первого дня Рождественского поста. Вам не будут давать мяса, а во время занятий по Закону Божьему вы будете находиться в часовне с целью покаяния.
Наказывать Эдерну де Бонабан де ла Гуэньер уж очень сурово аббатиса не стала, потому что боялась рассердить ее покровительницу, недавно овдовевшую и поэтому ставшую такой набожной, как никогда раньше.
Сестра Аполлина отправилась на улицу Сен-Доминик, в дом Пьера-Симеона Трюшо – несчастного отца неисправимой Сюзанны, – чтобы сообщить ему о решении коллегии, рассматривающей проступки, и о том, что он теперь должен забрать свою дочь домой. Когда торговец сукном увидел, что в его дом заходит первая помощница аббатисы, он встревожился, тут же подумав, что его дочь стала жертвой эпидемии или же иного трагического события с фатальным исходом. Когда же монахиня рассказала ему о безнравственном поведении его дочери и подробно перечислила совершенные ею прегрешения, он пришел в ярость: Сюзи, получается, была неблагодарной дочерью, которая не стоила того, чтобы на ее воспитание и образование тратили двести пятьдесят ливров в год!