Флорин больше не показывался. Наверное, побоялся холодов. А ведь целый чароний мозолил глаза, шагу ступить не давал. Хороши всё-таки трескучие морозы!
Кроме Флорина, я свела знакомство с несколькими холеными дамочками и парой-тройкой баловней судьбы. Одним из таких баловней был филантроп Лоренс. Легкомысленный на первый взгляд, он всерьез увлекался театром и до невозможности завидовал гастролерам. Его на гастроли не пускали, хотя был он далеко не новичок. А всё из-за болезни, которую он тщательно скрывал, но которая, однако, сделала его объектом насмешек со стороны простонародья. Люди интеллигентные старались войти в его положение и не подавали виду, будто знают о недуге. Бедняга страдал лунатизмом. Какие только средства он ни перепробовал, к каким только целителям ни обращался — прогрессировала болезнь, и хоть бы что ей. В ветреные ночи, при полной луне, он бродил по скошенным крышам домов, рискуя сломать себе шею. А однажды, будучи в таком вот сомнамбулическом состоянии, набросился на блюстителя закона, сочтя его за оборотня. Лоренсу часто снились оборотни и прочая нечисть. И он признавался, что ужасно мучается из-за всего этого.
«Плохая наследственность, — говаривал он за партией в бильярд. — Мой папаша тоже любил по крышам гулять. Догулялся».
О том, что же случилось с его папашей, он умалчивал. За исключением нескольких неприятных казусов с полицейскими, Лоренс, в общем-то, был парень безобидный. В здравом уме даже комаров щадил, хотя нынешней осенью я от этих кровососов натерпелась.
Подруга Лео, Лира, утверждала, что более бестолкового и наивного чудака ей встречать не доводилось. Ей только-только исполнилось восемнадцать. А в таком возрасте люди часто судят о других превратно. Мне Лоренс бестолковым не казался. Тонко чувствующая натура — да, добрая душа — бесспорно. Но не чудак и не тупица — тут уж увольте. Разве что он не всегда попадал по бильярдным шарам.
Ума не приложу, чем Лира пленяла своих поклонников (а поклонников у нее было пруд пруди). Малость близорукая, белокурая девица, коих на своем недолгом веку я повидала с воз и маленькую тележку. Вечно носится с арфой и аккомпанирует певцам на выступлениях. Если вы вдруг заскучаете на какой-нибудь вечеринке, она тотчас примется вас развлекать, бряцая на своем «решете». И никуда вы от нее не денетесь, пока она не исполнит весь репертуар до конца.
Еще более меня удивляло, почему ею увлекся такой рассудительный и начитанный человек, как Лео. Впрочем, я взялась не за свое дело. Судить да рядить — это по части «базарных баб», над которыми, судя по всему, главенствовали Авия и Фейга. На любом народном гулянии, любом праздничном шествии они были, что называется, в первых рядах. Мне хорошо запомнился пестрый платок завистливой Авии и согбенная поза гадалки Фейги, которая, сидя за низеньким столиком, нашептывала незадачливому горожанину его судьбу. Гадким, тоненьким голоском.