В общем, все оказалось страшно, но не так страшно, как казалось сначала. Если на его честь никто не будет покушаться, пожалуй, можно и помочь голубым эльфам обыграть чертовых баб — амазонок. Ишь, чего себе вообразили, мужиков загибать…
— Дайте похмелиться, черт бы вас побрал…
— Золотого эльфийского? — с готовностью спросил Олениель.
— Гномьего самогона, — уверенно скомандовал Джеффри.
Ну, принесли бутыль… Смотрели с благоговейным ужасом, как десант в несколько глотков всосал то, что валит с ног добрую десятку горных гномов, а гномы-то мастера пить свой самогон… А мужик вытер губы, расправил плечи и скомандовал громовым басом:
— Рота, подъем! На плац бегом марш!
Те, кто не упал в обморок, мгновенно побежали, как ветром сдуло. Сам он шел вслед за голубым тигром Максом и бормотал сквозь зубы:
— Еще когда-нибудь услышу байку про эти проклятые линзы, через которые можно легко проникать из одного мира в другой, точно застрелюсь.
* * *
Нет, он все-таки попал в ад. Доблестный десантник, прошедший Афган, не раз смотревший смерти в лицо, готов был развернуться и бежать с плаца куда глаза глядят. Сотня похотливых изнеженных эльфиков плотоядно пялилась на него и облизывала губки. Если они нападут все скопом, ему не отбиться…
— Черт его знает, какие бл***ие мысли у этих голубков в головах! И ведь обо мне! Обо мне!!! Мама, почему я не умер маленьким!? За что?
Немного успокаивало слово короля, что на его честь не будут покушаться. Но это было единственное, что его успокаивало! Мысль заработала со страшной скоростью, ища пути к спасению. А путей-то не было! Только выполнить то, зачем его сюда вытащили. Придется делать из этого голубиного стада настоящих матерых волков.
— Чтобы они смогли баб победить… Чего их побеждать, баб-то? — недоумевал десантник, — Их трахать надо! И дело с концом. А эти… Турниры затеяли, парады… Тьфу…
Тоскливый стон, сорвавшийся с его губ, услышал только высокий парень-полуэльф в маске, закрывавшей верхнюю часть лица. Парень стоял рядом, и от него исходила не жалость, нет, сочувствие. Жалость бы убила Петра Сергеевича. Обычное, человеческое сочувствие, единомыслие даже, если можно так сказать. Прапорщик тихонько спросил:
— Давно ты здесь?
— Третий день.
— Тоже вытащили, через эти… как их… проклятые линзы?
— Нет, сам пришел.
Тут десантник удивленно воззрился на парня в полумаске, думая, неужели ошибся? Но тот нехорошо усмехнулся и выдал свистящим шепотом:
— У меня своя цель и свои счеты. В настоящий момент мне с ними по пути.
— Да, — облегченно выдохнул прапорщик, — А я уж думал ты тоже из этих.