– Без эта! Где вы видели Павлинову?
Совсем без слов-паразитов Васе все-таки не удавалось.
– Ну, она с чемоданом вышла из задней двери, а этот чемодан взял…
– Что за чемодан?
Выслушав описание и еще кое-какие объяснения, я приказала Василию одеться, никуда не выходить и держать рот закрытым.
– Вы поняли?
Свистулькин молча кивнул, строго выполняя мой наказ.
Товарищ Строгачев не спал, моему появлению удивился, но согласился проследовать в салон, куда вахтенный матрос по моей просьбе уже собрал главных участников заварухи – Суетилова, Тютелькина и Гваделупова. Лизу я из некоторых соображений звать не стала, а Васю Свистулькина привела сама.
Компания требованию собраться посреди ночи даже не удивилась, понимая, что должно что-то решиться. Тютелькин привычно нервничал, Суетилов был мрачен, как филин на суку, даже Гваделупов не напевал и не тыкал пальцем в клавиши рояля.
Строгачев вошел в салон за нами со Свистулькиным, потому все решили, что вызвал именно он, каждый наверняка мысленно прикинул, все ли собрал для ареста. Потому, когда Строгачев, оглядев присутствующих и хмыкнув, устроился в большом кресле, на меня уставились три пары удивленных глаз. Василий топтался рядом, не зная, что делать, и не решаясь спросить.
– Не буду вас томить. У меня есть сведения, которые нам помогут.
Прозвучало несколько казенно, но сейчас не до стиля.
– Василий, расскажите, как выглядел чемодан.
К трем парам добавилась четвертая, несчастный Свистулькин не понимал, как можно разговаривать с закрытым ртом.
– Вася, теперь можно говорить. Опишите чемодан.
Свистулькин довольно толково, почти не экая описал кожаного красавца с медными заклепками.
– Знакомо?
На мой вопрос Суетилов пожал плечами:
– Кто же не знает? Чемодан Любови Петровны. Она его из Парижа в прошлом году привезла.
Гваделупов хохотнул:
– Что, все-таки уперли?
Несчастный Суетилов
Я попросила Василия описать молодого человека. Теперь все легко угадали Бельведерского – последнего любовника Павлиновой, который был красив, как молодой греческий бог, и туп, как бревно.
– Бельведерский. Но он остался в Москве, я его не взял, – сообщил Суетилов. Альфред Никодимович был хорошим директором, умеющим оградить личную жизнь подопечных от неприятностей. Любовник Примы на гастролях, в то время как муж остался дома, – неприятность еще какая.
– Василий, где вы видели этого красавца?
– Дак… в Тарасюках. Он чемодан взял и приказал нам с Панасюком привязать к пролетке, только крепко, чтобы не дай бог…
– Какой пролетке?! – взвыл Тютелькин. – В Тарасюках нет ни Бельведерского, ни пролеток!