– Дак пролетка-то панасюковская, из Касилова…
Строгачеву надоели мои детективные выверты, и он попросил:
– Руфина Григорьевна, вы не могли бы рассказать все сами?
Пока я рассказывала, Гваделупов время от времени издавал странные звуки, Тютелькин привычно хватался за голову и порывался побегать по салону, но тут же садился на место, а Строгачев пристально наблюдал, но не за мной, а за Свистулькиным. Правильно делал, так легче понять, не сговорились ли мы с Васей.
А суть была в следующем.
Свистулькин не видел большую часть концерта, потому что, выскочив по малой нужде, обнаружил возле запасного выхода пролетку своего «сродственника» Панасюка. Вообще-то, Панасюк жил и трудился в соседнем Касилове и в Тарасюках бывал крайне редко. Возможность поболтать с родственником привлекала Васю больше, чем созерцание сцен из спектаклей столичного театра, и он остался на крыльце.
Когда в Клубе поднялся какой-то шум, Свистулькин сбегал разузнать, в чем дело. Немного погодя шум стих, а на крыльце появилась Павлинова со своим знаменитым чемоданом. Из пролетки выскочил прятавшийся в ее тени Бельведерский, помог Приме устроиться, и они отбыли, не попрощавшись с Тарасюками и труппой тоже.
– Куда?! – возопил измученный неизвестностью Суетилов.
– В Касилов. Там железнодорожная станция и останавливаются поезда. Всего на минуту, но останавливаются.
– Глупости! – возмутился Тютелькин. – Чтобы Любовь Петровна сбежала с этим хлыщом?
– Меняйлов рассказал мне, что Любовь Петровна отправляла из Загогуйска телеграмму Бельведерскому, мол, завтра будем в Тарасюках. И отправляла в город с названием на «К». Я решила, что Меняйлов ошибся, телеграмма была в Москву Вадиму Сергеевичу, но теперь понимаю, что он прав. Это можно проверить?
– Оставайтесь здесь, – приказал Строгачев и исчез за дверью.
На некоторое время повисла тишина, были слышны только работа судовых машин и сопение Тютелькина.
Жалобный скрип дивана под массивным телом Гваделупова показался почти грохотом. Он сам, смутившись от произведенного шума, замер, но потом встал и принялся вышагивать. К тому, что мечется Тютелькин, все привыкли, он низенький, толстенький, но большой Гваделупов – это слишком.
Первым не выдержал Суетилов:
– Николай, сядь!
Тот послушно сел, помотал большой головой:
– Как могла Любовь Петровна сбежать с этим красивым дураком?
– С такими и бегут. Женщины нередко любят красивых глупцов. – Я сочла объяснение достаточным, но Гваделупов возразил:
– Да я не о Бельведерском! Как она могла забыть о выступлениях, о труппе, о том, что через два дня на дачу к САМОМУ?! Что с ней будет, если там не выступит?