— Как-то слабо. Я уже ожидал обморока или истерики, — о чем он? Меня и так знатно вывернуло.
Зачем? Зачем они делают это? Мысли путаются, ноги не слушаются. Холодный пот крупными каплями падает мне на сапоги. Новый спазм сдавил горло. Все еще не разгибаясь, стою оперевшись о здание. Животные! Они настоящие животные. Не прощу! Не будь руки связанны, я бы не задумываясь насквозь проткнула его гнилое сердце своими боевыми ножами. А потом и остальные, столько, сколько успела бы вырезать, разорвать, искромсать, пока не упала бы замертво.
Все тело начинает трястись, и ни что не может унять эту дрожь. Одно дело умереть от меча, другое — быть съеденным. Причем заживо! Эти твари любят отрезать по кусочку, пока жертва еще жива. Они наслаждаются теплой, бьющей живительным фонтаном кровью, наблюдают, как жизнь покидает тело. А потом рвут его на части, не беря в расчет, жива ли жертва. Плотоядные уроды! Зря ты привел меня сюда, тварь! Если я выберусь отсюда, то сравняю эту живодерню с водой. Камня на камне не оставлю. Всех и каждого монстра лично сожгу. Устрою им крематорий, пусть плавятся, пусть вода станет их врагом. Пусть обратятся паром, ублюдки!
— Ну как? Теперь твоя тяжелая голова поняла, что здесь никто не шутит. Ты жива, только пока я не улажу свои дела, Л-Е-Д-И. — он по буквам четко произнес «леди», отчеканив каждый звук, как замогильный звон. Это слово звучало как насмешка, как унижение. Как кличка, для временной игрушки. О да, они играют со своей едой, иначе пропадает аппетит. Он специально привел меня сюда. Этот кельпи извращенно пытается ввести меня в крайний ужас. Запах страха возбуждает его, щекочет ноздри, рождает аппетитные варианты съедения. Он уже придумывает наилучший рецепт, чтоб получить максимум удовольствия от процесса. Основа из страха, приправленная отвращением к самому факту существования таких как они, и щепотка ненависти. Все это он зальет безысходностью и мучительным ожиданием смерти. Он долго будет дегустировать блюдо. Когда же оно достигнет нужного состояния, потихоньку начнет свою извращенную трапезу, а распробовав хорошенько, с животной яростью и безжалостностью расправится с ним.
Нет уж, я не предоставлю ему такого удовольствия. Если уж быть съеденной, то пусть его вывернет от омерзения, потому что я буду самой пресной едой, какую только можно себе представить. Нет, я буду самой ядовитой пищей, что смертельно отравит его. Он не почувствует моих эмоций, я убью их, уничтожу на корню. Не дам зародится и самой минимальной эмоции. Я стану тем, кто вызывает такие эмоции. Я стану безысходностью для них всех, стану их ужасом, их кошмаром, которого так боялись маги. Я стану смертью!