Пополненные солдатами из госпиталей, молодежью, снова приходим на передовую. Пулеметы лежат на ротной повозке, а мы освобожденно шагаем, отягощенные только автоматами. Правее осталась печальная Крымская, наш путь — к высотам, прикрывающим Новороссийск.
Темная ночь предпоследнего дня августа. Неслышно взблескивают разрывы, и не сразу доносят удары вода и земля. Наши бомбят немецкие переправы в Крым. Будто полируя глазастые звезды, снуют прожектора по небу. Начался подъем к сопкам — они чернеют, загораживая собой звездную россыпь. На фоне черного в белых звездах неба только так и различишь горы во мраке. Они покрыты лесом, среди них та, которую нам штурмовать, — высота 195,5. Увидим ли мы, наконец, море? Оно тоже станет наградой нам, когда выйдем к нему, освободим его берега. Долой вражескую «Голубую линию», да здравствует наше синее Черное море!
Батальон остается в овраге, а комбат и командиры рот со связными идут вперед. Лейтенант Новожилов берет с собой на командирскую рекогносцировку меня. Комбат, точно кошка, видит в темноте, шагает широко, быстро, мы еле поспеваем. Выходим к штабному блиндажу батальона, который будем сменять. Нас ждут.
— Это ты, Распоров? — раздается приглушенный бас. — Зайдем на минуту в блиндаж.
Вскоре комбаты, укладывая карты в планшеты, выходят, и наш досадливо вздыхает:
— Да-а, потери у тебя чувствительные. Огрызается немец, как перед смертью…
Чтобы фашист не догадался о смене частей, пульрота поставит «максимы» туда, где они находились у предшественников; сохранится режим огня. В той пулеметной роте осталось два «станкача», потери в людях до трети состава. Сообщив об этом, лейтенант, как давеча комбат, вздыхает и велит бежать за ротой, вести ее сюда.
На новом месте мы «обживаемся» сутки. В окопах, блиндажах полно народу. Раньше задолго до наступления наши «боги войны» замолкали — экономили снаряды. Но мы видим, как растет мощь заводского, трудового тыла: едва тявкнет немецкий миномет или батарея — наши пушки обрушиваются на врага с невиданной яростью. Противник давно замолчал, а наши все колотят,
Наступает 1 сентября 1943 года. Если бы не война, я бы учился на 2-м курсе института или университета, но теперь у меня и миллионов моих ровесников фронтовые университеты. В темноте подъезжают к оврагу кухни с крутой мясной рисовой кашей. Мы приятно удивлены: для нас и колхозный тыл старается — хватит, поели кукурузы.
Еще не взошло солнце — начинается артподготовка. Два часа грохочет. Над высотой бомбардировщики кидают черные, кувыркающиеся на лету бомбы. Стремительные штурмовики безвозбранно делают заход за заходом. Залп «катюш».