Прощаюсь с Сергеем. Надеваю на шею автомат, беру вырезанную другом палку и, подпираясь ею, делаю первый, самый страшный шаг. А Серега строчит из нашего с ним «станкача», ему уже не до меня, пути наши разошлись: он — боец, я — будущий ранбольной, обитатель госпиталя.
Бреду и все оглядываюсь — дымит высота 195,5, с которой мы увидели море. За ней еще высоты, но наших не остановить теперь, когда море — вот оно, а за ним новый рубеж — Крым.
Вся в дыму высота, вся в огне.
— Эй, товарищ, где тут воюет гвардия?
Оглядываюсь: два лейтенанта, в новеньких гимнастерках и ремнях, с чемоданчиками, с шинелями через руку, явно из училища, схожие друг с другом, только один — светлый, другой — темный.
— Дивизия в бою, — отвечаю я, — дерется.
— Ранен? Куда? Не сильно? Не больно? — это лейтенанты спрашивают с ненаигранным товарищеским участием.
Мы присели и курим у развилки дорог в овражке. Все громче бой на высоте. Лейтенанты — мои ровесники, кончили 10 классов и — в училище. И оба Юры. Не удивительно: у нас на два десятых было трое Юр, два Кима, два Спартака, Марат, Энгельс, Владлен…
По дороге быстро шагает пехота, не меньше батальона. Вижу сержанта из соседнего полка. Все ясно: в бой идет резерв комдива. Значит, неустойка — не можем прорвать, или фашист контратакует. Да, трещат ППШ, дудукают «шмайсеры». С высоты в клубе пыли скатывается повозка, в ней стоит старшина и нахлестывает лошадь. Узнав меня натягивает вожжи и. кричит громко, как контуженный:
— Немец даванул, хлопцы] Автоматчики просочились. Комбат просил, хто из раненых може, шоб вернулись в строй… Я за патронами; Юрко, ты как — доедешь, чи останешься?
— Езжай, Степаныч…
Вот и полежал я на белых простынях! Нога как чужая, но стрелять смогу. А над головами знакомо: вжик-вжик… Лейтенанты оглядываются: что это? Я вытащил из-за спины автомат.
— Что же вы, — кричу я лейтенантам, — оружие доставайте, это немцы стреляют!..
Но лейтенанты хлопают себя по кобурам — пустые. Ясно, они до полкового начбоя — начальника боепитания не дошли. Кроме перочинных ножей, у них оружия нет. Ну, автомат я оставлю себе: из нас троих у меня наверняка самая большая «практика», а маленький трофейный бельгийский пистолет и единственную РГД — ручную гранату Дегтярева — надо отдать ребятам.
Они расстаются с чемоданами, берут оружие, и мило, по-школьному каждый говорит мне: «Спасибо, Юра!» Будто мы в довоенном городском саду, и я угостил их, своих друзей, мороженым или газировкой с сиропом… А стрельба совсем близко, против «шмайсеров» нам долго не продержаться.