Катю, кстати, с утра было тоже не узнать. Она вдруг воспылала любовью к истории, не отставала от Татьяны ни на шаг, и при этом полностью меня игнорировала. Последнему я мог только порадоваться.
Обед прошел скучно и неинтересно. Татьяна была поглощена собственными мыслями, и выпить больше не предлагала, а Илья, по привычке робея перед ученой дамой, предпочел не затрагивать больной темы. Катюша выглядела хмурой и замкнутой. Наверное, вспомнила о крутом фермере и призадумалась о грозящей неминуемой расплате. Лишь Илья с Рыжей не унывали, перешептывались между собой, весело хихикали…
Когда скучнейшее принятие пищи подходило к завершению, Татьяна вдруг встрепенулась, и ее лицо озарилось милой улыбкой.
— Илюша, — обратилась к моему другу. — Андрей говорил, ты еще одну легенду об этом месте знаешь…
Странно, ни о чем подобном я даже не заикался.
— Вроде бы в этих местах иногда появляется древний бородатый старик в капюшоне и с тростью в руке…
Так вот, к чему она клонит…
Тоже мне, конспираторша…
— А, так это — Сторож.
— Сторож?
— Да, так его у нас называют. Только никто не знает, кто он. Говорят, охраняет Монастырище. Он редко показывается на глаза. Может сумасшедший, а, может, и вообще — призрак. Люди боятся его. Рассказывают, кто увидит Сторожа, тому беда грозит. У нас, если с кем что-то случается, говорят, мол, Сторожа встретил…
Татьяна приуныла, тень беспокойства охмурила ее лицо.
— Не пора ли рвать когти? — беззаботно спросил я.
— Ну что ты? — улыбнулась девушка. — Как можно? Ведь самое интересное только начинается…
Мысленно я был с ней полностью согласен. Наша жизнь не настолько заполнена событиями, чтобы упускать столь увлекательное приключение…
После обеда наступила такая духотища, что впору было задохнуться. Солнце зависло над головой и пекло с таким усердием, словно задалось целью изжарить нас заживо, а разленившийся ветер заныкался в холодке, совершенно позабыв о своих служебных обязанностях.
Если верить народным приметам, такие коллизии свидетельствовали о приближающейся грозе. Однако внешне пока все выглядело вполне благопристойно. Ни одна, даже самая маленькая, тучка не решалась нарушить девственной голубизны глубокого июньского неба. Разве что пернатые приутихли, да лягушки затаились в своих мокрых обителях. Зато насекомые старались вовсю. От их неистового стрекота звенело в ушах, а цветы и растения распространяли настолько удушающий аромат, что становилось дурно…
Чем-то заниматься в такую погоду было невозможно. И хотя Татьяна пыталась изображать видимость деятельности, выходило у нее неубедительно, не ощущалось присущих ей юношеского задора и энтузиазма.