На несколько мгновений в келье воцарилось молчание, а потом вдруг Анна бросилась к ногам своей наставницы и со слезами на глазах воскликнула:
— Прости меня, матушка Евпраксия, что раньше я плохо думала о тебе, считала грешницей. Так говорили люди, опекавшие меня. Но отныне я знаю, что ты — святая мученица, которая достойна поклонения.
— Спасибо, дитя, что веришь мне, — сказала Евпраксия, поднимая девушку.
Анна на минуту задумалась, а потом спросила:
— А ты была хоть немного счастлива после того, как убежала от императора?
— Смотря что называть счастьем. — Евпраксия грустно улыбнулась. — Земного счастья я не знала и больше не хотела. Живя в Германии, а потом в Венгрии, я встречала много разных людей, но мое опустошенное сердце не влекло меня ни к одному из них. Да и ненависть Генриха преследовала меня повсюду, заставляла переезжать из города в город. Этот страх не исчезал из моей жизни до самой смерти императора… Я находила утешение в поэзии, философии и молитвах. Книги и художества стали моими лучшими друзьями.
— О, я это понимаю! — пылко воскликнула Анна. — Когда читаешь книгу или рассматриваешь красивую картину, то можно испытать настоящее счастье.
— Ты восприимчива ко всему новому, — заметила Евпраксия. — Осенью должно прибыть посольство из Италии. Я надеюсь получить письмо и посылку от Катарины Фортини. Мы узнаем, какие книги сейчас читают при европейских дворах.
— Научи меня латыни, чтобы я тоже могла прочесть эти книги, — попросила Анна. — Я ведь знаю только греческий да еще болгарский.
— Это уже немало, — заметила Евпраксия. — Тетушка, наверное, хотела видеть тебя ученой игуменьей.
— Может, так и будет, — кивнула Анна. — Я, как и ты, нахожу утешение в книгах и молитвах.
— Не равняй меня с собой, — возразила Евпраксия. — У тебя совсем другая судьба… надеюсь. Ты можешь быть весьма ученой девицей, но для этого тебе совсем не обязательно становиться монахиней. В твою жизнь еще войдет любовь. А может быть, уже вошла.
— О чем ты, матушка Евпраксия? — прошептала Анна, краснея.
— Ты знаешь, о чем. Есть человек, который тебе не безразличен. Но еще больше я уверена в том, что ты ему запала в душу.
— Нет! — возразила Анна, отвернувшись. — Если б это было так, он бы уже давно возвратился в Киев.
Девушка даже не заметила, что своими словами сама себя выдала. Евпраксия не назвала имени Дмитрия Клинца, Анна же заговорила именно о нем. Отметив это про себя, императрица улыбнулась и сказала:
— Кто знает, какие препятствия встали сейчас на его пути. Но я уверена, что где бы ни был Дмитрий Клинец: на суше или на море, в степи или в пустыне, в плену или на свободе, — он думает только о тебе.