— Для меня в смерти нет ничего страшного. Мои учителя объясняли мне, что одно земное существование — это всего лишь звено в вечной цепи жизни духа.
— Неужели кончину нельзя предотвратить? — Дмитрий быстро заходил по комнате, потом сел рядом с наставником, накрыл своими ладонями его холодные, сухие руки. — Неужели ты оставишь меня, учитель? Я так много потерял в этой жизни!.. В тебе я нашел духовную опору, и вот…
— Ты сам достаточно силен, тебе не нужна опора, — ласково сказал Рашид. — У тебя было много потерь, это верно. Но главного ты не потерял. Я вижу твою судьбу. В ней не все предопределено, а многое зависит от тебя самого. Помни то, чему я учил и еще успею научить. А счастье придет как награда сильному и совершенному. А если и не придет, то сильный и совершенный все равно сумеет сохранить гармонию своего духа.
«Я не совершенный и не могу жить только духовными радостями», — подумал Дмитрий, но не стал ничего говорить вслух, дабы не огорчать наставника.
В предместье у монастыря Св. Маманта месяц назад друзья познакомились с двумя купцами из Новгорода, которых Никифор также пригласил на помолвку. Купцы принесли с собой настоящие новгородские гусли, предназначенные для Шумилы-Калистрата. Дмитрий и раньше несколько раз замечал, как Шумило, вздыхая и задумываясь, расспрашивает земляков о родном Новгороде. Теперь же, в день помолвки Никифора, Клинец вдруг ясно ощутил, что скоро останется один, расставшись со своими друзьями. Грек нашел счастье на своей первой родине. Новгородец, скорей всего, уедет на север, в родной город на Волхове. Рашид покинет этот мир, чтобы, согласно его вере, вступить в новую цепь перерождений, — но в другой жизни он будет чужим человеком.
Грядущее одиночество не пугало бы Дмитрия, если бы он знал, что на далекой родине его любят и ждут. Но там ничего не было обещано. Надежда на взаимность казалась слишком зыбкой, а ожидание все еще отдаленной встречи тревожило, изматывало душу.
Напрасно Дмитрий уговаривал себя, что на Руси кроме Анны у него есть и другие цели: поиски брата, месть за убийство отца предателю Биндюку, обустройство своего дома, торговые дела. Разум отрезвлял, а сердце упорно подсказывало, что другие дела и цели ничего не стоят без любви…
Шумило-Калистрат взял гусли, тронул пальцами струны, звонко заиграл и запел раздольную песню своей родины. Греки не понимали слов, но слушали со вниманием, завороженные певучей мелодией.
Когда новгородец замолчал, Тарасий Флегонт предложил Дмитрию тоже что-нибудь сыграть и спеть. Вначале Клинец отказывался, так как держал гусли лишь несколько раз в своей жизни, да и певцом себя не считал. Но Рашид тронул его за плечо и сказал: