Дмитрий Клинец сидел на охапке соломы, привалившись плечом к стене. Его руки и ноги были крепко связаны толстыми веревками. В подземелье проникал тусклый свет из маленького окошечка наверху. Когда глаза Дмитрия привыкли к плохому освещению, он стал выискивать вокруг какой- нибудь острый предмет, чтобы незаметно перетереть свои путы. Но, увы, кроме соломы и глиняной миски в углу здесь ничего не было.
Купец хорошо знал жизнь и не рассчитывал на великодушие власть имущих, но надеялся на помощь своих друзей и наиболее смелых киевских граждан. Быть может, кто-то из них отважится собрать вече и выступить в защиту несправедливо обвиненного. Хорошо бы еще, чтобы догадались отправить вестников в Переяславль, к князю Мономаху, известному своей справедливостью.
Размышляя об этом, Дмитрий вдруг услышал шаги наверху. Кто-то спускался по лестнице. Наверное, стражник несет еду. Пора бы уже, узник начинал чувствовать голод.
Загремели ключи, дверь отворилась. Стражник пропустил вперед себя боярина Тимофея и, поклонившись, вышел.
— А, это ты, боярин! — Дмитрий, оглянувшись на вошедшего, насмешливо сверкнул глазами. — Зачем пожаловал? Уговаривать меня будешь или пытать? А может, новую награду для меня придумал?
— Не имею желания объясняться с тобой, — сурово ответил Тимофей. — Гордыня тебя обуяла, а это большой грех, и ты за него поплатишься. Но я привел свою дочь. Это она хочет с тобой побеседовать.
— Что, будет меня уговаривать на ней жениться? — рассмеялся Дмитрий. — Пусть не старается понапрасну. К тому же, боярин, не в обиду тебе будет сказано, но смотреть на твою дочь — удовольствие не из приятных.
— Дерзкий ты дурак! — воскликнул Тимофей, но тут из-за его спины вышла боярышня и, жестом остановив отца, сказала:
— Не надо браниться, батюшка. Оставь меня с этим человеком, я найду, что ему сказать.
Дмитрий удивленно вскинул голову, услышав такие слова, и внимательно посмотрел на фигуру, с головы до ног закутанную в черное покрывало.
— Как же тебя оставить с этим охальником? — спросил боярин. — Ведь он обидит, обругает.
— Не забывай, отец, что он крепко связан и ничего плохого сделать мне не сможет. А насмешливых слов я не боюсь, наслышалась их за последние дни предостаточно.
— Ну, хорошо, Аннушка, будь по-твоему. А ты, наглец, посмей только оскорбить мою дочь!
Боярин, бросив угрожающий взгляд на узника, повернулся и вышел, прикрыв за собой дверь.
Оставшись наедине с купцом, боярышня тихо сказала:
— Не бойся, сударь, я не стану докучать уговорами. И лицо свое не открою, коль оно тебе так противно.