С той формальной частью, что касалась стажировки, все было в порядке. Три дня в неделю я занималась отчетами, делая всю бумажную работу за алхимика и выполняя фактически роль его секретаря, а в оставшееся время помогала полицейским артефакторам. Поначалу были опасения, что на новом месте меня примут плохо, но магический отдел при полицейском департаменте порадовал. Он состоял всего из шести человек. Иронай Гроун, немолодой боевой маг с меланхоличным характером, оказался давним знакомым Джиса, поэтому встретил меня радушно. Клаус Мунке, пухленький целитель, совсем недавно окончил университет и оказался весьма рад тому, что в отделе появился кто-то его возраста, а два местных артефактора, Лиар Трой и Зигмунд Боурн, восприняли меня едва ли не как подарок судьбы. Рабочих рук, способных чинить полицейские артефакты, в отделе не хватало. Даже с Маргаритой Уинке, ухоженной и язвительной менталисткой лет сорока, я поладила довольно быстро, и она взяла надо мной опеку, шикая на мужчин, шутивших при мне излишне смело или ведущих себя неприлично.
— Им всем не хватает манер, — морщась, заявила фрау Уинке, брезгливо выкидывая в мусорную корзину грязную кружку целителя, неосторожно оставленную на подоконнике. — Постоянно разбрасывают вещи, нарушают личное пространство, шумят. И самое ужасное, что Корбину жаловаться бесполезно. Он хуже всех своих подчиненных сразу. Так что не давай ему садиться себе на шею и впутывать в неприятности.
Легче было сказать, чем сделать. Рихтер не соврал, заявляя, что у него на меня большие планы. Свободных выходных у меня теперь вообще не было.
— Придешь завтра по этому адресу, — заявил алхимик в пятницу, в конце моего второго рабочего дня в полиции. — К обеду. Раньше не надо, я сплю.
— А что это за адрес?
— Мой дом.
— Вы приглашаете всех своих сотрудников?
— Нет, конечно. Только свою ученицу.
— Это большая честь, мастер, но не очень-то прилично, — сказала я прямо. Как успела мне рассказать менталистка, Рихтер был не женат и жил один.
Алхимик почесал в светловолосой макушке.
— Если боишься идти одна, можешь взять с собой кого-нибудь, — добродушно предложил он. — Лучше симпатичную фрейлейн. Мне нравятся брюнетки. И учти, если ты не придешь, одна или с кем-нибудь, я крайне расстроюсь. А своего мастера расстраивать нельзя.
В субботу, в двенадцать тридцать, я стояла под дверями дома Рихтера и остервенело жала на дверной звонок.
— Может, его дома нет? — спросил Петер, вызвавшийся составить мне компанию. — Он мог забыть, что ты должна прийти.
— Или он специально издевается, заставляя меня ждать. Это вполне в его духе. Ладно, мы ждали достаточно. Пошли.