А ведь действительно, военной пропаганды в последние годы стало чудовищно много. Даже не интересуясь политикой и новостями, я не могла этого не заметить. И количество мест на инженерном факультете увеличилось почти вдвое. А какая война обходится без военной техники? Наш факультет тоже, думаю, увеличили бы, вот только магов в Грейдоре как было мало, так и осталось.
— В прошлом году Гайне пытался провести закон, чтобы всех магов объявили едва ли не собственностью империи, обязав каждого служить почти до самой смерти. Император едва его не поддержал. Хорошо хоть канцлер смог переубедить нашего сиятельного правителя.
Об императоре Шефнер говорил с плохо скрытым презрением.
— Хватит разговоров о политике, — внезапно очнулся менталист. — Просто старайтесь слушать Шварца с присущей вам рассудительностью, если не хотите стать винтиком в огромной военной машине.
Мартин Шефнер явно хотел сказать что-то еще, но, видимо, передумал. Он наверняка знал о планах Гайне гораздо больше, но то ли решил не пугать меня, то ли счел не очень надежной. Да разве можно его в этом упрекнуть, если военный артефактор на самом деле смог произвести на меня впечатление?
Меня пугали мысли о войне, поэтому я выкинула их из головы. Шефнер внезапно вспомнил о моей стажировке, обрисовав мне, как она будет проходить. Все было довольно сносно, не считая того, что с Петером на стажировке мы вряд ли будем пересекаться.
— Ну почему? — почти заныла я, но, наткнувшись на строгий взгляд Шефнера, попробовала обратиться к логике. — Нам выделили одно время для прохождения стажировки, и мы вполне могли бы работать с Петером над общим проектом.
Менталист нахмурился.
— Ваши способности довольно сильно различаются, как и специализация. Это будет неэффективно для вас обоих.
— Мы привыкли работать вместе, — возразила я. И тут пришло понимание. — Вы все еще считаете, что я могу соблазнить Петера? Это же смешно! Он мой друг.
— Вот только мой племянник так не считает. Будьте умницей, София, и не занимайтесь самообманом, играя в дружбу. Мальчики не дружат с девочками, взрослые, по крайней мере. Если, конечно, за этим не стоит что-то еще.
А как все начиналось! Я ведь даже сочла Мартина Шефнера почти приличным человеком.
— Вы всегда видите во всем самое плохое, господин Шефнер, — отрывисто сказала я. — Если вы не способны просто общаться и дружить, не ища в этом выгоду, или еще хуже — видя какую-то пошлость, это совсем не значит, что остальные люди такие же.
Встала, нервно натягивая перчатки. Эх, мне бы сюда перчаточку Шварца — сейчас с удовольствием оставила бы вместо менталиста кучку пепла. Меня задел даже не смысл слов, а властный и снисходительный тон, которым Шефнер их произносил.