Тогда же Деларов проверил боевой запас. Спустился в пороховой погреб, пересчитал бочонки с боевым зельем. Поцыкал сквозь зубы. Повешенный на крюк фонарь освещал лицо управителя. Суровые морщины прорезали лоб Деларова, губы сжались жестко. Пороху оставалось едва–едва на один бой, а нужно было ждать, что Кокс вскоре объявится у стен крепостцы. Нет, благодушествовать было никак нельзя.
Евстрат Иванович снял фонарь с крюка и, не оглядываясь, вышел из погреба. Подумал: «Плохо дело». Но о том никому не сказал. Не хотел тревожить до времени. Однако с той поры обошел стены крепостцы, проверил, крепки ли башни — не дай бог подгнили, — осмотрел пушки. А с караульных спрашивал куда как строго. Шли дни, пират пока знать о себе не давал. Над морем только чайки вились.
Деларов поднялся от очага, толкнул дверь.
На сером предрассветном небе черной тенью рисовалась сторожевая башня. Дом управителя стоял напротив ворот в крепостцу. Евстрат Иванович вгляделся в серый сумрак. Увидел: на башне — никого. «Неужто спят? — кольнуло тревожно. — Башки посрываю!» Захлопнул дверь за собой и, оскальзываясь на мокром, побежал через площадь. У подножья башни еще раз глянул вверх.
Над черным обрезом стены маячила голова сторожевого.
С башни окликнули:
— Эй, кто там?
Деларов остановился. Тревога отлегла от сердца.
— Кто, кто там? — крикнули с башни зло. — Отвечай.
Деларов понял: «Сейчас пальнут».
Поспешно ответил:
— Я! Не признали?
Над обрезом стены маячило уже две головы, вглядываясь в тень.
Нет, не спали на башне. Погрешил с оговором управитель.
Деларов застучал каблуками по широким плахам лестницы.
Лестница была крута. Евстрат Иванович задохнулся, взбежав наверх. Из сбитого из крепких сосновых бревен лаза глянули на него два лица.
— А–а–а, Евстрат Иванович, — облегченно прогудел старший из сторожевых. Был он из первых ватажников, что пришли на Кадьяк с Шелиховым. — Давай, — сказал отсыревшим на ветру голосом — подсоблю.
И, крепко ухватив управителя за руку, помог взобраться на боевую площадку.
Площадка была невелика. Здесь стояли пушка, посвечивая в просыпающемся свете утра крутым начищенным медным боком, и подзорная трубка на треноге.
— Ты, Кондратий? — одергивая полы тулупчика, узнал Деларов. — Ежели бы ведал, кто на башне, — не пришел.
Кондратий показал в улыбке зубы:
— Ничего, молодые тоже сторожки, — ответил добродушно, хотя видно было, что мужик продрог. Лицо было тёмным, губы стянуло. — Вот Осип, — он ткнул второго сторожевого в бок, — все долдонит: сюда погляди, дядя Кондратий, да сюда погляди. Глазастый.