Григорий Иванович расписки достал, подержал в руках. Припомнил, как Иван Андреевич в Охотске играл с ним, словно кошка с мышью, но себе такого не позволил.
— Вот что, Иван Андреевич, — сказал и, развернув одну из расписок, показал купцу, — взгляни.
Лебедев — Ласточкин вперед качнулся, впился взглядом в расписку, и зрачки у него задышали: то расплывались во весь глаз, то сужались до самой малой точки.
— И вот на эту бумажку взгляни, — сказал Шелихов и вторую расписку развернул.
У Лебедева — Ласточкина губы задрожали, сломались, словно крикнуть он хотел от жестокой боли, но звук из горла не шел. В глубине комнат, неслышные до того, застучали часы: «Так, так, так…» Гвоздили в темя.
— У нас просьба, — мгновение помедлив, добавил Шелихов, — паи из компании не бери. — Повернулся и пошел к дверям.
Иван Андреевич слова не промолвил. Стоял неподвижно, сцепив пальцы за спиной… И вновь застучали часы: «Так, так, так…»
И все громче, громче. Может, напомнить хотел маятник о боли и ярости, что обожгла Шелихова, когда он в Охотске уходил от Лебедева — Ласточкина? А может, напротив, сказать хотели о тщете человеческих страстей? Или равняли секундочки счастливых и несчастливых, удачливых и неудачливых, говоря каждому: остановись, всему есть предел! Шелихов об том не подумал. Чувстовал лишь одно: в душе было холодно и неуютно. О воробье и застрехе Ивану Андреевичу не сказал. Пожалел старика.
На том и кончилась история с лебедевскими паями, но узелок трудной тяжбы затянулся еще туже.
Через малое время узнали: Лебедев — Ласточкин заложил на Охотских верфях два новых галиота. Доли в их строительстве Северо — Восточная компания не имела. На то Иван Ларионович сказал:
— Пущай. Нам это не помеха.
И как далеко ни умел видеть, ан в этот раз ошибся.
Тогда же на свои капиталы Голиков с Шелиховым да еще с малым числом купцов основали новую компанию — Предтеченскую. Задумано было так: силы компании направить на освоение Алеутской гряды и выбить оттуда «мелошников», что малыми ватагами добывали на островах морского зверя. Но такие же планы имел и Лебедев, заложив новые суда. Дороги морские Предтеческой компании и галиотов Лебедева — Ласточкина должны были пересечься.
* * *
Евстрат Иванович с коняжским хасхаком встретился и попросил у него не сто, но двести воинов. Подумав, понял: у Тимофея поход будет что ни есть из трудных. И главным, посчитал, будет не дальность похода, хотя Портянке и предстояло пройти сотни верст по торосистым льдам замерзшего моря. Обеспокоило другое. Осторожный человек был Деларов. Все прикинул. Какие люди роздали индейцам медали и письма, оставалось неизвестным, однако то, что рушили они столбы с обозначением принадлежности земель побережья России, свидетельствовало: задумано это не вдруг и делается не случайно. Такое ни «мелошникам», что пришли зверя взять да и уйти поскорее в море, ни купцу, пожелавшему сорвать жирный куш с новых земель, — было не к чему. Оставалось одно: люди это иностранные и пришли, дабы разорвать российские связи на побережье Америки и самим сесть покрепче. Тимофей должен был не только пресечь сеи действия, направленные во вред Российской державе, но и подлинно выяснить — кто дерзнул на эдакое. В походе ждать можно было всякого. А уж в этом разе как придется. И до драки могло дойти.