Пташка затаила дыхание, но разговор на этом прервался. Элис спустилась вниз, хотя уже давно пора было ложиться спать, а Бриджит еще долго стояла на месте, не догадываясь, что за ней наблюдают. Ее губы были плотно сжаты, так что рот стал похож на жесткую, прямую линию, а глаза, казалось, пристально смотрели сквозь стену дома, куда-то вдаль. Лицо было пустым, как разбитое сердце, и хотя Пташке хотелось ее поддержать, она в то же время понимала: никто не должен узнать, что ей довелось видеть эту немолодую женщину в момент столь глубокой и страшной душевной наготы.
Наконец настал двадцать первый день рождения Элис; ей не нанесли визиты ни адвокаты, ни неведомые доселе родственники, ни поверенные с завещаниями, что хранились у них втайне от всех. Приехал только лорд Фокс с подарками: белыми лайковыми перчатками и красивым вечерним платьем из бирюзового шелка, украшенным тончайшими серебристыми кружевами; подобного наряда никто из трех обитательниц фермы никогда еще не видел. Бальное платье, которое Элис никуда не смогла бы надеть. Лорд Фокс попросил ее примерить обнову, так что она послушно покрутилась перед ним, принимая различные позы, и даже проделала вместе с ним несколько танцевальных па на полу в гостиной; хотя никакой музыки при этом, разумеется, не играло, да и ее благодетель выглядел несколько странно в качестве партнера – он был слишком старый и слишком толстый. В его мясистых руках Элис казалась хрупкой фарфоровой куклой, которую можно легко сломать, если случится подобная прихоть. Лицо лорда Фокса сияло от удовольствия видеть ее в этом платье. Элис улыбалась и не уставала повторять, как сильно оно ей нравится, но Пташка заметила и горькое разочарование в ее взгляде, и то, как ее улыбка сразу спадала с лица, когда благодетель поворачивался к ней спиной.
– Возможно, они просто не знают, как тебя найти, чтобы сообщить приятные новости, и объявятся несколько позже? – прошептала Пташка уже ночью, когда свеча была погашена и в спальне наступила темнота. Она была уверена, что Элис не спит.
– Никто не пытается меня найти, Пташка, – ответила Элис, и Пташка не стала спорить, подумав, что та, пожалуй, права.
– Зато мы сестры больше, чем когда-либо, Элис, потому что у нас обеих потеряна связь с теми, кто нас родил, и наше прошлое представляет собой тайну, которую нам не суждено узнать. Но ведь мы же сами друг другу семья, правда?
– Да, мы сами друг другу семья, – согласилась Элис, но таким странным голосом, что понять, какие чувства она при этом испытывала, Пташка не смогла.