– Пташка? Что случилось? – спросил он, наклонившись к ней.
Его тон оказался настолько естественным и спокойным, что Пташка невольно сделала шаг назад. «Вот человек, которого я ненавижу. Разве он этого не понимает?»
– Ты себя хорошо чувствуешь? Какая ты бледная…
– Хорошо ли я себя чувствую? – Она слегка пошатнулась и расставила руки, чтобы удержать равновесие. – Так не должно быть, – пробормотала она, преодолевая головокружение.
За его ссутулившейся спиной, на захламленном письменном столе, лежал нож. Тупое оловянное лезвие, предназначенное для вскрытия писем и разрезания книг, тускло отсвечивало в свете утренних сумерек. Тупое, но все равно смертоносное, если ударить достаточно сильно. Пташка не сводила с него глаз, пока Джонатан в замешательстве на нее смотрел. Понадобится всего три шага, рассчитала она. Три быстрых шага, потом поворот, взмах, и все, что известно ему одному, вытечет из него вместе с кровью, которая просочится сквозь потолок расположенной под ними гостиной и станет капать с покрывающей его замысловатой лепнины. Она привстала на цыпочки, готовясь к броску.
– Пташка, – проговорил Джонатан, потирая переносицу большим и указательным пальцем, и вздохнул. – Иногда ты мне напоминаешь о ней. Тебе это известно? Ты переняла ее… жесты. Выражение лица. Иной раз это заметно.
Пташка моргнула, нож скрылся за пеленой слез, и она яростно замотала головой.
– Мне жаль, что вы не умерли вместо нее! – воскликнула она.
У Джонатана не дрогнул ни один мускул.
– Мне тоже, – сказал он.
* * *
Правила хорошего тона требовали, чтобы она не выходила на улицу, пока рассеченная и вздувшаяся губа не заживет полностью, но Рейчел вдруг обнаружила, что ее все меньше и меньше волнует, что прилично, а что нет. Левую сторону подбородка занимал зеленоватый синяк, а ранка подсохла и превратилась в плотную черную линию. Одеваясь, Ричард отводил от нее взгляд и виновато хмурился.
– Не нужно ходить к Аллейнам такой разукрашенной, – сказал он, натягивая сапоги.
– У меня назначена встреча. И я пойду.
– Но твое лицо…
– И что?
– Нужно послать записку и сказаться больной, – предложил он, надувшись, словно ребенок.
Рейчел вдруг испытала совсем новое для себя чувство, которого прежде не знала, – опустошающую смесь страха и презрения.
– Но я вполне здорова, мистер Уикс. И уверена, что мой внешний вид в доме, куда я направляюсь, ни для кого не покажется оскорбительным, – возразила она холодно.
Ричард не счел нужным спорить дальше и без лишних слов спустился в лавку, оставив Рейчел в раздумьях о том, не суждено ли ее отношениям с мужем и впредь быть такими, как сейчас, до конца дней. «Гнев, насилие, разочарование. Похоже, вот что ждет нас обоих».