В кабинете начальника отдела ярко горели лампы дневного света. Чёрные оконные стёкла быстро покрывались морозным узором. Все слушали по-разному, но думали об одном и том же. Оперативники знали, какое сложное дело было поручено их подразделению.
Петренко, скривив тонкие губы и поблёскивая очками, что-то записывал в свой блокнот. Андрей внимал Захару мрачно, постукивая носком ботинка по ковровой дорожке. Ему всё ещё хотелось спать, да и пришла пора принимать лекарство. Минц рисовал в своей записной книжке, недавно привезённой мужем сестры из Италии, рыцарей на конях; так он делал всегда, когда волновался.
Сидящий рядом с Геннадием Ивановичем черноглазый парень-шатен, на котором вся одежда сидела в обтяжку, задумчиво грыз карандаш. Мишка Ружецкий, типичный «качок», соперничающий крутостью с Озирским, своими великолепными зубами перекусил карандаш надвое. Тенгиз Дханинджия, который спрашивал про водку, лицом был похож на молодого Сталина. Он зябко кутался в кожаную куртку на меху, надетого поверх свитера с оленями. Слева от него сидел Гагик Гамбарян – грузный, несмотря на молодость, и уже лысеющий.
Все молча переглядывались, объясняясь лишь с помощью мимики. Каждая гримаса имела своё значение, и среди сотрудников отдела в ходу была целая азбука. Широколицый, симпатичный, светлоглазый блондин Вася Павлюкевич, беззвучно поколачивал кулаком о кулак, пытаясь хотя бы таким образом разрядить нервы. Остальные пятнадцать человек, собравшихся сейчас в кабинете, не шевелясь, смотрели на майора.
– Мы должны скрыть от вышестоящих органов факт задержания таможенной службой Северо-Западного управления этого золота – раз. Мало того, от нас требуют беспрепятственно пропустить его через границу и не мешать следованию груза в Тампере. На самом же деле эти четыре бутылки поедут в Коуволу. В противном случае, – Захар набрал в грудь побольше воздуха, вновь обвёл взглядом лица своих ребят, – они грозят устроить диверсию на пассажирском самолёте, вылетающим завтра вечером из аэропорта «Пулково». На раздумья нам дали двадцать четыре часа – начиная от момента звонка в дежурную часть. Срок истекает завтра в половине шестого. На случай, если мы захотим с ними связаться, оставили номер телефона. Сразу же оговорились, что если мы попробуем его «пробить» и что-то предпринять, с нами вообще прекратят разговаривать. И тогда туже взорвут лайнер без всяких угрызений совести. Какие будут мнения?
Горбовский отложил лист бумаги, снял очки и сцепил пальцы рук на столе.
– Откуда звонили дежурному? – сразу же спросил Ружецкий.