Дальше все произошло очень быстро. Морячок поднял камень и кинул в светлое окно проходной будки. Послышался звон стекла. Вслед за тем раздались голоса охранников и лай собак. Мы быстро пошли по улице. Позади грохнул винтовочный выстрел, один, другой. Я понял, что дело сделано, — теперь охрана не будет спать до утра.
Морячок неожиданно остановился, прислушался.
— Тише. Идут.
Мы нырнули в первый попавшийся двор и спрятались за калиткой. С нами поравнялись те трое. Бекас остановился закурить, пламя спички осветило его лицо.
— Узнать бы, какая лярва подняла тревогу.
— Кто-то нарочно.
Когда улица опять опустела, вышли из укрытия. Морячок проводил нас до дома.
Во дворе Лита удержала меня за рукав:
— Не торопись. Скажи, кто это был. Я ничего не поняла.
— Тебе и понимать не надо.
— Вы помешали… им сделать что-то…
— А говоришь, не поняла.
— Кто тот высокий?
— Так, один…
— Я хочу знать.
— У нас в цеху работает.
— Ты меня с ним познакомишь?
— Ну уж нет, меня в это не впутывай. Потом от этого знакомства не будешь знать, как откреститься.
В конце марта начались оттепели. Над городом неподвижно стояло низкое серое небо. Днем солнца не было видно, но с крыш капало. Обрывались и падали с хрустальным звоном сосульки.
— Пожалуй, это весна! — сказал я тете.
Аграфена Ивановна услышала и высмеяла меня:
— Еще сорок морозов будет.
Через несколько дней серая мгла с неба ушла и ярко засветило солнце.
Захар Захарович подсел к окну, подставил лицо теплым лучам. Спросил меня:
— Алеша, что ты видишь на небе?
— Белые облака.
— Ты Груню не слушай. Я лицом чувствую, что зиме конец.
А в первых числах апреля со мною случилось несчастье — порезал руку на фуговочном станке. Фуговал себе и Трагелеву бруски и вдруг почувствовал, что кто-то хватает меня за кисть правой руки, словно собака кусает. Я даже не сразу понял, что случилось. Посмотрел на руку — с кисти свешивались клочья оторванной кожи. А потом пошла кровь, но как-то неохотно. Несколько капель упало на стружки — и все. Кто-то подбежал, остановил станок.
Пришел Домрачев:
— Как это тебя угораздило? Впрочем, не важно, иди в «скорую». Или постой, не ходи один. Пусть с тобой кто-нибудь.
Вызвалась проводить меня Катя. Я не хотел, чтобы со мной шел кто-то, но Домрачев настоял на своем. Впрочем, он со своей точки зрения прав: до этого был случай — отправили в «скорую» одну женщину с сущим пустяком — палец порезала, а она до «скорой» не дошла, упала без сознания на улице. Оказалось, крови видеть не может.
И странное дело — или организм у меня был истощенный, или вообще внутри все притуплено, но боли я не чувствовал ни во время пореза, ни потом. А вид у раны был внушительный. Впрочем, в «скорой» ничем никого не удивишь. Накладывать швы они почему-то не стали, приложили полуоторванный кусок кожи к ране, прибинтовали и так отправили домой.