Шли обратно с Катей, и она держала меня под руку. Я просил ее: «Не надо». Но она не слушала меня, и крепко держала, как будто я собирался убежать.
Весь апрель сидел дома. Вернее, лежал и читал. Раза два в неделю ходил на перевязки. Зря они не наложили швов — все равно, то, что они приложили, не прижилось, и отмершую кожу пришлось удалить. Резала фельдшерица тупыми ножницами, никак не могла отрезать. Противно было смотреть на ее неловкие усилия.
С Аграфеной Ивановной отношения совсем испортились. С тетей разговаривает сквозь зубы, а меня принципиально не замечает. Раньше, когда я был здоров, хоть щепки и стружки носил с комбината, а теперь она от нас ничего не имела.
К Лите по-прежнему приходил Аверьяныч, и из-за занавесок бренчала гитара и слышался голос Литы:
Ваши пальцы пахнут ладаном,
на ресницах спит туман…
Откуда она только выкапывает такую заваль?
Совсем неожиданно ко мне пришел Бекас. Точнее, не ко мне, а к Лите. Все-таки она упрямая, сделала по-своему — где-то умудрилась познакомиться с ним. Вначале он делал вид, что приходит проведать больного, то есть меня. Садился на мою койку, листал книги, внимательно осматривал наш угол.
— Негусто вещей у вас.
— А у тебя «густо»? — спрашивал я.
— Да мне ничего и не надо.
Георгий Иванович заглянул.
— Заходите, — пригласил я его.
— Заходить не буду… Я вот только на молодого человека посмотреть. Голос вроде бы знакомый.
— Обознался, отец, — засмеялся Бекас. — Очки протри.
— Очки тут ни при чем. А насчет личности тут никакой ошибки быть не может. Ты посмотри на меня — может, вспомнишь?
— Первый раз я тебя вижу.
— Вот и не первый. Забыл, как на барахолке с другом мою бутылочку красного распили?
Бекас посмотрел на старика внимательно и ответил спокойно:
— Было дело, папаша.
— Вот молодец, — восхитился Георгий Иванович. — Я думал, ты отпираться станешь.
— На этом, отец, давай гвалт кончать. Бутылка за мной, и точка.
И, между прочим, Бекас не обманул. Придя ко мне в следующий раз, принес Георгию Ивановичу пол-литра водки.
— Красной не достал. Пойдет эта?
— Не пойдет — побежит, — подмигнул Георгий Иванович.
Да, вначале Степан делал вид, что приходит ко мне, а потом и вид перестал делать. Сразу с порога — и за занавесочку. И ни разу не случалось, чтобы не застал дома. Стало быть, Лита ждала его.
Она ему пела и играла, а он смотрел на нее. Так проходил час, другой, без всякого разговора. Потом он поднимался и говорил:
— Я пошел.
Она провожала его до ворот, иногда долго стояли, видимо, говорили.
И однажды случилось то, что и должно было случиться: явился Аверьяныч и за занавесочкой увидел Степана. Занавеску Аверьяныч в раздражении отдернул, поэтому мне все было видно.