— Насчет плах не совсем понятно, — прервал Домрачева Бекас. — На чем мы их повезем?
— Я уже сказал — не повезете, а понесете.
— На себе?
— Никакого другого транспорта нет.
— Я не ишак, — вспылил Бекас.
Но Домрачев не стал спорить, он только потряс головой несколько дольше обычного.
— Товарищ Домрачев, — вмешался я, — если Степан не хочет, полы настелем мы с Колей.
— Вот и ладно, — согласился он. — Стало быть, решено: ты иди в цех. Полы настелют Алексей и Коля.
— Это далеко? — спросил Морячок.
— Порядочно. Вероятно, весь сегодняшний день уйдет на доставку плах.
Домрачев улыбнулся:
— Что поделаешь, ребята? Пытался я достать лошадь, но они все на развозке хлеба по магазинам. Давайте договоримся так: один раз сходите, отнесете, а если увидите, что непосильно, придете, скажете — будем искать выход… Но полы настелить надо. Эх, да чего говорить — сами увидите.
Бекас отказался от работы, а на склад все-таки пошел. Здесь мы вытащили из-под снега обледенелые плахи, взвалили их на плечи и пошли. Каждый взял по одной.
Ветер бил в лицо, заставлял останавливаться. Это не очень весело, когда встречный ветер и мороз градусов сорок. Ветер резал лицо, словно осколками стекла. Брови покрывались инеем, а к спине прилипала мокрая от пота рубашка. Прошли Каменный мост, свернули на Обруб, дальше по Крестьянской. Бекас шел позади и матерился. Всходило солнце. Над крышами летели обрывки розового дыма.
Говорят, я сильный. Ни черта они не понимают. Я вовсе не сильный, но когда трудно, на меня нападает злость. Я сказал Бекасу: «Что, кишка тонка? А сам на фронт просился! Что, думаешь, там легче?»
Перед подъемом в гору, когда остановились отдохнуть и покурить, Бекас кинул свою плаху в снег и сказал мне с насмешкой:
— А ты, оказывается, сознательный.
— Иди ты… — обозлился я.
В конце концов, пусть говорит что угодно, а я буду таким, каким считаю нужным.
По записочке Домрачева нашли нужный дом и подвал, о котором он говорил. До войны здесь, конечно, никто не жил. Помещение, вероятно, использовалось как склад угля или дров. Штук двенадцать половых плах кто-то успел уже отодрать и унести. В результате посреди комнаты зияла черная сырая яма. Люди жили на уцелевшей части пола. Тут была сложена печь с плитой. Построили ее, должно быть, совсем недавно, потому что печь стояла небеленая, даже не затертая глиной. От нее исходило слабое тепло. На ржавой чугунной плите, сбившись в кучу, жались друг к другу трое ребятишек лет по пяти: две девочки и мальчик. Грязные, сопливые, они смотрели на нас, как маленькие звереныши, старательно кутаясь в старое зеленое одеяло.