Стены оштукатурены и побелены известкой, в старинной плите горел огонь, дымоход прочищен. К каменной раковине подведена холодная вода из старинной цистерны, установленной возле дома. Камин был чисто выметен. Возле него в старинной дровнице лежал запас наколотых поленьев с растопкой, там даже был обидный ночной горшок и запас старых газет. Бен все предусмотрел.
Наверху была импровизированная спальня с раскладушкой и одеялами, какой-то наспех сколоченной этажеркой, умывальником и зеркалом.
– Ну, я ему покажу, – зарычала она, все еще не веря, что ее насильно посадили под замок. Выпить ей пока что не требовалось, но всякий раз, как она произносила вслух очередную угрозу, ее глотка и губы отчаянно хотели ощутить знакомый вкус. Затем она подумала о Джеке, принесенном ею в жертву, и задрожала. Она до сих пор не могла поверить, что Джека нет в живых. Ее бросало то в жар, то в холод, ее нервировала кромешная тишина этого дома.
Скоро начнет темнеть, и ей стало страшно.
К ночи ей стало плохо – все тело сотрясала противная дрожь, мышцы болели, к горлу подкатывала тошнота. Шутка зашла слишком далеко. Как этот идиот, этот наглец смел запереть ее здесь? Она умирает тут от холода, и все, что ей надо, – лишь маленький глоточек виски, чтобы согреть горло. И вот она уже не могла ни о чем думать. Ей надо было успокоиться, а для этого надо было выпить хоть чуточку…
Через некоторое время в дверь заглянул Бен. Он принес термос с горячим бульоном. Она старалась держать себя в руках.
– Выпей бульону, – настаивал он, – пока он не остыл.
– Все в порядке, – отмахнулась она. – Я не хочу пить твой дурацкий бульон. Он слишком горячий. Я хочу домой. Обещаю, что больше никогда не возьму в рот ни капли.
– Хорошие слова, Миррен, но не надейся, я на них не куплюсь. Подозреваю, что я где-нибудь проглядел бутылку, допустим, в дальнем сарае. А? – Он заглянул ей в глаза и заметил в них смятение. – Я прикинул, что у тебя должны быть тайники, и стал их искать. Одну бутылку я нашел в хлеву, вторая была спрятана на балках сеновала. Ты встала на плохую дорожку, и тебе требуется помощь.
– Бен, послушай меня, я не могу тут оставаться. Я тут умру, честное слово. Мне холодно и страшно, – взмолилась она.
– Минуту назад мне казалось, что ты кипишь от злости… Хорошо, раз тебе страшно, ты будешь спать наверху, а я тут, внизу. Это единственный способ тебя остановить. Неужели нам мало выпало горя в этом году? И вообще, я хочу жить своей жизнью, а не нянчиться с тобой.
– Тебе никто не мешает это делать, – пробурчала она, надеясь, что он уйдет.