Миррен смотрела, как Бен с наслаждением уплетает бекон. Он доел последний кусочек хлеба, выпил кружку чая, наслаждаясь каждым глотком. Все как в добрые старые времена, когда они сидели после дойки за кухонным столом. Если бы она не оторвала зад от кресла, лежать бы ему долгие недели в сугробе, как Джорджу Паю. Ей было невыносимо думать об этом.
– Как твои пальцы? – спросила она, зная, что он наверняка терпит мучительную боль.
– Все десять на месте благодаря тебе, – улыбнулся он, и она вспомнила, какие у него голубые глаза и какие светлые волосы при свете лампы. – Ты спасла мне жизнь.
– Ты пытался делать то же самое для меня, но я даже не сказала тебе спасибо. – Она вспыхнула, не желая, чтобы он заметил слезы на ее глазах.
– На улице творится незнамо что. Хочешь, я попробую дойти до хлева?
– Ты лучше разминай ноги тут, пройдись по коридору, поднимись и спустись по лестнице. Разомни их хорошенько. Скотина никуда не денется. А тебе надо как следует отдохнуть. Поможешь мне утром, если будут силы. – Она замолчала, вспомнив, что ему нужно будет торопиться на поезд и сесть на теплоход. Возможно, она больше никогда его не увидит. Лучше уж дать волю своим желаниям, пока он рядом.
Она налила горячую воду из чайника, стоявшего на конфорке, в большую бутылку и отдала ее Бену.
– Ты знаешь, где тут все. Я приготовила тебе постель в комнате дедушки. Все там проветрила. Будешь спать с комфортом.
Она увидела, как он поморщился, вставая со стула. Естественно, что надо было помочь ему подняться по лестнице и посветить лампой. От Бена пахло бальзамом, нафталином, мылом и чем-то еще неуловимым. Два года он не поднимался по этим ступенькам. Он наклонился к ней, и она почувствовала его теплое дыхание.
Шторы были опущены, занавеси на кровати с балдахином задернуты.
– Ночью будет неспокойно. Ты будешь спать под вой урагана, но утром, может, нам удастся выйти, – сказала она без особой уверенности.
Если непогода продолжится, они будут тут вдвоем несколько дней. Судя по его виду, ему пока еще рано отправляться дальше. Почему ее щеки запылали от этой мимолетной мысли? Ей бы злиться на него, но сейчас было как-то не то время, чтобы разбираться со всем этим.
Они сидели молча, лишь тиканье настенных часов да собачьи вздохи у порога нарушали тишину этой импровизированной трапезы. Бен ел вилкой говяжьи консервы и боролся со сном. Впервые после своего появления он чувствовал себя неловко. Его нервировало напряжение, возникавшее между ними от всего, что оставалось невысказанным. Он страшно устал и подпирал кулаком подбородок, чтобы голова не упала на стол.