В свете неяркой лампы под крышей инспектор видел, что Де Квинси по-прежнему бьет дрожь. Маленький писатель смыл наконец кровь человека, который его чуть не убил, и лицо его было совершенно белым.
— Как вы себя чувствуете? — спросил инспектор.
— Спасибо, все в порядке. Мне уже доводилось испытывать подобное.
— На вас когда-то нападали? Вам уже приходилось сражаться за свою жизнь?
— Скажите, это произошло на самом деле? — снова спросил Беккера Де Квинси.
— Это было на самом деле.
— Я все смогу перенести, если у меня будет лекарство, — сказал Де Квинси и обхватил себя за плечи.
— Почему вы так упорно называете эту гадость лекарством? — поинтересовался Беккер.
— Без лауданума я бы не смог переносить лицевые боли и проблемы с желудком.
— Будет хуже, чем сейчас?
— Иногда мне удается уменьшить дозу, и в конце концов я даже полностью от него отказываюсь. — Голос Де Квинси дрогнул. — Но боли усиливаются. Ощущения такие, будто стая крыс терзает мой желудок. И в итоге я не могу сопротивляться необходимости принять дозу.
— А не могут боли быть вызваны привычкой организма к наркотику? — спросил Райан. — Возможно, если бы вы приучились обходиться без него, и боли отступили бы.
— Как бы я хотел, чтобы все было так просто.
На Беккера кто-то навалился, и он увидел, что Эмили, все еще не пришедшая в себя после отравления, заснула, положив голову ему на плечо. Ни ее отец, ни инспектор, казалось, не находили в этом ничего из ряда вон выходящего, так что констебль старался сидеть неподвижно, чтобы девушке было удобно.
— В лаудануме нуждается скорее разум, чем тело, — продолжил Де Квинси. Разговор, казалось, отвлекал его от навязчивых мыслей о наркотике. — В нашем сознании есть двери.
— Двери? — озадаченно спросил Райан.
— Я открываю их и обнаруживаю мысли и чувства, которые меня контролируют, но о существовании которых я не знаю. К несчастью, процесс самопознания может обернуться кошмаром. Много ночей подряд мне снится кучер, превращающийся в крокодила.
— Мысли, которые контролируют вас, но о которых вы не знаете? Крокодил? — Райан помотал головой. — А мне уже показалось, что я могу уследить за ходом ваших рассуждений.
— Мой друг Кольридж тоже был известным любителем опиума.
— Я об этом слышал, но, признаюсь, не читал его произведений, — сказал Райан.
Де Квинси начал нараспев декламировать стихотворение. Беккер забеспокоился, а не потерял ли маленький человечек рассудок. Строки, которые он произносил, отчетливо попахивали безумием.
И тень чертогов наслажденья
Плыла по глади влажных сфер,
И стройный гул вставал от пенья,