Последующие два дня были полны событиями, в тот же день, уже поздним вечером, убили Эммелину Венс — об этом, среди прочего писали на следующий день в пророке. Главную же полосу занимала иная статья:
СКРИМДЖЕР — ПРЕЕМНИК ФАДЖА
А так же крупная черно–белая фотография этого человека, в котором было что–то от старого, многое в жизни повидавшего, льва. В статье сообщалось, что этот человек, не знакомый Гарри, ранее возглавлял Управление мракоборцев, Гарри мог понять, почему именно он занял место Фаджа, которого таки добили события в стране. В той же статье сообщалось о слухах, что новый министр и директор уже успели разругаться. Директора, кстати, Гарри не видел ни в этот, ни в последующий день…
Так прошло еще три дня, Гарри и Фламия рассудили, что пока все происходящее их не касается напрямую. Они с головой погрузились в выполнение его домашнего задание, вернее их общего задания, поскольку им, разумеется, предстояло ходить на одни и те же занятия. Другого выхода просто не было. Пока они продолжали жить в башне Гриффиндора и даже ночевали в спальне мальчиков, почему они столь упорно откладывали переезд, им было неясно самим. Просто Гарри, а через него и Фламия пять лет прожили здесь, и бросать ее не хотелось… Вдвоем работа шла гораздо успешнее, и информацию искать легче, и ошибки друг друга они подмечали не хуже Гермионы. В результате, к исходу второй недели каникул они завершили реферат по зельям. Он получился даже на полсвитка длиннее, чем требовалось. Продвинулась работа по заклинаниям, за лето требовалось составить список «заклятий для жизни», а так же объяснить, что они из себя представляют.
А потом в школу вернулся директор, в первый раз Гарри увидел его лишь мельком, но и этого хватило, чтобы увидеть важную деталь — его правая была совершенно черная, словно обугленная… Вскоре профессор МакГоннагалл сообщила, что их хотят видеть. Горгулья благосклонно отреагировала на старый пароль. Кабинет не изменился, но директор выглядел весьма утомленным, а обугленная рука лишь усугубляла это впечатление. Но он, как всегда тепло, им улыбнулся и пригласил сесть. Гарри с трудом подавил желание наброситься с расспросами обо всем произошедшем, в честности об этой травме. Наверняка, так бы он и поступил все пару недель назад, но с тех пор он успел измениться. Сейчас ему было совершенно ясно, что задавать вопросы бессмысленно, Дамблдор скажет ровно столько, сколько посчитает нужным, и ничего больше. Если директор не пожелает объяснить ему, откуда эта рана, то спрашивай, не спрашивай — ничего не изменится.