Все это Гусь слышал. И ему было приятно и раскаяние матери, и то, что она понимает, насколько сильно он устал и что сущику хватит на ползимы. Меньше, конечно, мать преувеличила, но он еще не раз сходит на Пайтово озеро и в самом деле наносит рыбы на всю зиму… Но потом, когда Дарья растопила печку и стала мыть в корыте окуней, Гусь по-настоящему уснул.
Гусю снилось, что он работает на тяжелом комбайне, работает днем и ночью, без всякого отдыха. Танька Шумилина в желтеньком платьице горошками приходит на поле к нему каждый день и приносит обеды — по целому блюду вареных окуней! А председатель колхоза стоит на меже с ружьем и кричит: «Хватит работать, отдохни! Ты уже не на одно ружье заработал. Возьми вот да иди в лес, глухарей постреляй. Из ружья-то надежнее, чем из лука!..»
Гусь хочет остановить комбайн, но не знает, как это сделать, и продолжает ездить, хотя у него уже болят руки, и ноги, и плечи, и спина, и голова тяжелая, как чугун. Потом вдруг комбайн прямо на ходу с грохотом развалился на части, и все пропало.
— Экая я какая!.. — услышал Гусь голос матери. — Рука-то, прости господи, ни лешака не держит. Разбудила парня-то!..
— Что там у тебя случилось? — спросил Гусь.
— Да заслонка выпала. Ручка-то горячая, вот и не удержала… Грому-то от ее, как в кузне… Погоди-ко, я тебе молочка принесу. Попьешь да и ляжешь. В сарай ложись-то, а то я здесь колгочу, мешаю…
Дарья проворно внесла поллитровую банку молока, потом подала краюшку хлеба.
Гусь сел.
— Чего на суде-то было? — спросил он.
— Ой, да чего и было! Вся деревня собралася. И в клуб-то не влезли, другие так под окнами и стояли. Я-то, конечно, в клубе, в самом переду была…
— Это ладно, — перебил ее Гусь. — Присудили чего?
— Три года. Враз и увезли. Поперву-то народу мало показалося три-то года. А как увозить-то стали, да робятишки-то как заревят, да баба-то евонная заголосит — дак всем вроде как и жалко… А чего сделаешь? Суд постановил. Увезли, и все. Не своя воля… Много у его, конечно, темных делов открылося. Другого дак никто и слыхом не слыхал, а дозналися. И Кайзера твоего помянули. Сам прокурор помянул. Вроде как стрелять-то он не имел такого права, хоть Кайзер и волк… Имущества описали сколько-то: мотоцикл, да телевизор, да еще чего-то…
— Кто же теперь бригадиром будет?
— Есть уж бригадир, есть! Погоди, еще молочка-то принесу!
Дарья выбежала в сени, принесла еще банку молока и продолжала:
— Николку Пахомова, как все и думали, бригадиром поставили. Сегодня уж он наряды давал. Ко мне зашел. Поспрашивал, как живу. Сколько, говорит, молока с фермы берешь? Я говорю — литру. Поди, говорит, мало? Бери, сколько надо, не стесняйся, а старшая доярка запишет. Я ему говорю: много-то брать, дак и зарплаты не хватит. А он и сказывает: теперь, говорит, молоко дешевле будем отпускать. Ревизия какую-то ошибку нашла. Дороже с нас за молоко-то брали. Сколько переплачено было, дак те деньги вернут…