— За сколько продашь?
— Пара червонцев. Он совсем новый!
Упустить такую возможность приобрести транзистор было бы грешно. Толька подал деньги и бережно принял в свои руки покупку.
Сейчас Тольке очень хотелось достать «Альпиниста» из сетки, но домой он шел прямой тропкой и боялся, как бы в кустах да в лесу не повредить такую хрупкую вещь. Да и батарейки сесть могут, а потом где их достанешь?
До Сити Толька пробежал одним духом, а у реки задержался: захотелось пить.
Жаркая погода стояла давно, и Сить обмелела. Здесь, где обычно переходили ее вброд, теперь можно было пройти по камням, не замочив ног. Толька встал на четвереньки, потянулся губами к воде, но увидел свое отражение и снова, уже в который раз, стал внимательно рассматривать нос.
Да, нос теперь совсем не такой, как прежде. Раньше он был с седловинкой, чуть вогнутый, а сейчас — совершенно прямой. Но от этого лицо стало чуть ли не красивей. Правда, следы от швов еще видны, но хирург сказал, что со временем они исчезнут.
Насмотревшись на свой нос, Толька припал к прохладной речной воде. Он пил долго, удивляясь, насколько вода Сити вкусней городской водопроводной, которая так сильно отдает хлоркой; потом перешел реку и побежал дальше.
Из письма матери Толька знал решение суда, и в нем боролись два чувства — ощущение собственной свободы и жалость к отцу: все-таки тюрьма есть тюрьма. Но разве отец не знал, чем все кончится? Конечно, жить семье будет труднее. Зато никто Тольке не скажет ни за углом, ни в глаза, что отец у него — вор и пьяница.
Но эти мысли недолго занимали Тольку. Куда важней то, что теперь у него будет такая же вольная жизнь, как и у Гуся. И ему не терпелось скорей встретиться со своим другом, у которого за это время наверняка накопилось всяких приключений.
Дверь дома оказалась на замке. Толька нашарил в щели под порогом ключ, открыл избу. Он удивился, что в доме, как перед праздником, чисто и аккуратно прибрано, положил сетку на стол и заглянул в кладовку. Как всегда, на полках стояли кринки с молоком. Не заходя в комнату, Толька опорожнил через край одну из них, поискал еще чего-нибудь вкусного, но ничего не нашел.
Гуся тоже не оказалось дома.
«Наверно, в лес ушел», — с сожалением подумал Толька и побежал к Шумилиным.
Сережкина бабка, подслеповатая и дряхлая — ей перевалило за восемьдесят, — сидела на своем месте, на сундуке у окна, и на ощупь вязала костяной иглой шерстяной носок.
— А Сережки нету? — спросил Толька.
Бабка долго смотрела на него, потом сказала:
— Не Толька ли аксеновской пришел? Али вернулся из больницы-то?