— Ну как, пап, а?
— Давай, давай, сынок. Говори.
Брайн досказал все до конца. Он тщательно выговаривал французские имена, как-то слышанные им по радио, а Маргарет стояла перед ним и насмешливо улыбалась. Ее язвительный взгляд скоро достиг своей цели.
— Можно со смеху помереть, когда слышишь, как Брайн выговаривает все эти чудные слова.
— Посмейся только, я тебе всыплю, — сказал Брайн.
— Получишь сдачи, дам как следует папиным велосипедным насосом, увидишь. — Она подобралась поближе к окну и уже оттуда, в большей безопасности, наблюдала за его растущей яростью. — Воображает, что умеет говорить по-французски. Я могу еще получше тебя.
Она затараторила, изображая иностранную речь.
— Слушай, ты это лучше оставь, — сказал Брайн угрожающе.
— Будет вам, — сказал отец.
На минуту Маргарет умолкла, но чем страшнее ей становилось, тем отчетливее какой-то внутренний голос говорил: Брайн знает, что ты испугалась, а ты дразни его, докажи, что не боишься.
— Подумаешь, ученый! — крикнула она. — Только и умеет, что книжки читать.
— Оставь его, — вмешалась Вера, — не то сейчас встану и…
Брайн почувствовал, как у него задергался рот, — он даже подумал, что все это видят. Может, и в самом деле есть нечто постыдное в том, что он читает и старается правильно произносить по-французски, умеет писать, чертить карты, — будто этим он ставит себя выше остальных. Он понимал, что ему следует отнестись равнодушно к поддразниваниям, но они задевали его слишком глубоко. Он стоял возле стола, в нескольких шагах от своей мучительницы.
— Глядите-ка, сейчас заревет! — протянула Маргарет.
— Сейчас ты у меня сама будешь реветь, если не заткнешься.
Ситон встал со своего уютного места возле камина.
— Хватит, не то обоих отправлю спать, с глаз долой! Вечно вы двое грызетесь.
— Она первая. — сказал Брайн с горечью. — Всегда заводит ссору.
— Нет, папа, не я первая, — возразила она. — Это он. Все читает без конца свои книжки, скоро совсем спятит.
Она слышала, что так говорили родители, и слова ее как ножом резанули Брайна.
Он подбежал, быстро ударил ее и помчался к двери, прежде чем отец успел схватить его. Он был уже на улице и, проходя мимо окна, слышал, как плачет Маргарет, а отец говорит:
— Ну, пусть только вернется, сукин сын, я ему покажу.
Но Брайн не возвращался два часа, и за это время все успели забыть его выходку, — все, кроме самой Маргарет. Родителей не было дома, она показала ему угрожающе сжатый кулак с противоположного конца стола, когда он отрезал себе хлеба. А вскоре они вместе играли в игру «дальше всех».