Пока я говорил, Ангелина вернулась к своей прическе — и не ответила мне. Это полнейшее отсутствие интереса стало действовать мне на нервы.
— Так что же вы все-таки собираетесь делать? — спросил я, уже не скрывая раздражения.
— А не кажется ли вам, что гораздо важнее понять, что вы собираетесь делать?
За этим вопросом скрывалось многое. Я видел, что она наблюдает за мной в зеркало, поэтому отошел к окну и посмотрел на роковой балкон и покрытые снегом горные пики.
Что я собирался делать? Это был вопрос куда более сложный, чем ей казалось.
Что я вообще собирался делать? Участвовать в революции, к которой не имел ни малейшего интереса? Зачем я здесь? Арестовать Ангелину для Специального Корпуса? Об этом надо пока забыть.
Но надо было найти ответ. Мое тело было хорошо замаскировано, но я не рассчитывал на длительное расследование. Ангелина, несомненно, была уверена, что убила меня, поэтому и не станет заниматься моей идентификацией. Я-то узнал ее очень быстро: изменено лицо, и только.
Тут меня осенило. Какие-то участки памяти могут забыть некий факт, но он внезапно может всплыть.
Я вспомнил, что сказал прошлой ночью. «Все это осталось в прошлом, Ангелина!», сказал я, и она не возразила, хотя она уже не была Ангелиной.
Здесь она Анжела. Я повернулся к ней, и на моем лице, наверное, была написана растерянность, но она только загадочно улыбнулась и ничего не сказала. Правда, волосы расчесывать перестала.
— Ты знала, что я не граф Дибстол? И как давно?
— Давно. Почти сразу, как ты вошел сюда.
— Ты знаешь, кто я?
— Настоящего имени я не знаю, если ты это имеешь в виду. Но я помню, какая злость во мне кипела, когда ты выжил меня из крейсера после проделанной мною огромной работы. Я помню глубокое удовлетворение, с каким стреляла в тебя во Фрейбурбаде. Теперь ты скажешь мне свое имя?
— Джим, — невесело сказал я. — Джим ди Гриз, известный в своей среде как Скользкий Джим.
— Прекрасно. Мое настоящее имя — Анжела. Я думаю, это была идиотская шутка моего отца, поэтому я была рада, когда он умер.
Я догадался, как отошел в лучший мир ее отец.
— Почему ты не убьешь меня?
— Зачем, дорогой? Мы оба сделали в прошлом ошибки, и потребовалось много времени, чтобы понять сходство между нами. Я точно так же могу спросить, почему ты не арестуешь меня? Ведь все началось с этого, не так ли?
— Да, но…
— Но что? Ты пришел сюда с этой мыслью, но не выдержал внутренней борьбы с собой. Поэтому я не сказала, что узнала тебя. Я не знала, как все получится, хотя надеялась на лучшее. Ты видишь, я не хотела убивать тебя. Я знала, что ты меня любишь. Это было видно сразу. Это отличалось от звериной похоти всех этих самцов, которые говорили мне о любви. Им нравилось только мое тело, а ты любишь меня всю, потому что мы оба одинаковы.