Это было похоже на беззвучное кино, и Сергей вдруг понял, что значат все эти картины. И речь шла не о предположении, которое могло оказаться и ошибочным, а именно о невесть откуда взявшемся безусловном знании: там, в бездне, проплывали образы миров, уничтоженных скоддами. Он каким-то образом оказался способным воспринимать обрывки воспоминаний этой крестообразной, похожей на бесплотную тень субстанции, трепещущей у скалы. Субстанции, которая вместе с себе подобными поглотила цветущие миры, созданные Господом для украшения Вселенной…
Лукин попытался вырваться из этой темницы, но у него ничего не получилось – он не ощущал собственного тела, а в глубине продолжали сменять друг друга картины погибших миров. Истребленных скоддами миров…
А потом зазвучал голос, приглушенный холодный голос – таким голосом мог бы говорить восставший из могилы злой мертвец.
«Вас никто не звал сюда, – произнес голос. – Вы действуете не по правилам, вы лезете не в свое дело. Вы всегда лезете не в свое дело… Мы никогда не трогали вас, потому что презираем вас… Вы, люди, – отбросы мироздания… Это не ваша игра, вы мешаете игре, вы всегда меша…»
Раздался громкий треск автоматной очереди – и голос оборвался, словно злой мертвец рухнул обратно в разверстую могилу. Темнота лопнула, раскололась, разлетелась на мелкие кусочки – и в глаза Сергею ударил утренний свет. Гусев по-прежнему стоял впереди него, поводя плечами, будто разминаясь, и к его крепкой шее прилип какой-то серый пух. Саня Веремеев, обеспокоенно поглядывая на товарищей, перезаряжал автомат наискосок от них, у самой скалы… А вот скодда там не было – ни тени, ни полутени… Ничего.
– Блин, – с чувством сказал Гусев и обернулся. – Серега, ты как, нормально?
– Уже да, – ответил Сергей, безуспешно пытаясь разглядеть хоть какое-то подобие тени.
– Крепко он нас, скотина! – Гусев с силой потер шею, смахнул пух. – Учуял-таки. А Веремеича не тронул, да? Молодец, Веремеич, выручил!
Саня неторопливо повесил автомат на плечо, подошел к ним и вдруг зачастил с улыбкой:
– А Веремеич умный потому что, не высовывался Веремеич, не пер с мешком на паровоз, не дразнил гусей. Гляжу – окаменели, как статуя Командора, зову – не реагируете, трясу – без толку. Понял, что этот урод вас загипнотизировал, зашел сбоку, чтоб без рикошета, – и надавал ему по всей морде лица! И финита!
– И ето правильно! – Гусев одобрительно похлопал Саню по плечу. – Хорошо работаешь, боец, я тобой доволен.
– Рады стараться, командир! – вытянувшись в струнку, гаркнул Саня.
Гусев повернулся к скале, возле которой пришел конец последнему скодду, показал кукиш.