— Идем.
На улице мы посмотрели друг на друга. У нее были синие круги под глазами. Она спросила:
— Ты дома ночевала?
— На вокзале. Ты не спала?
Она покачала головой. Мне показалось, что ей трудно говорить. Мы вышли за околицу, она сама заговорила.
— Допрашивал один и тот же, под конец он устал и начал угрожать револьвером и кричать. Он крикнул: «Если я тебя пристрелю, с меня не взыщут — на нашей работе всякое случается». Он под утро действительно выстрелил… мимо моего уха. Я устала от его крика. Мне уже стало как-то все равно. Но странно, он мне пожаловался:
«Я устал, ведь я тоже человек, а не кусок железа». Это он хотел, чтобы я его пожалела и засадила бы в тюрьму человека, которого никогда не видела.
Я спросила:
— Кого?
Она махнула рукой:
— Подрастешь, расскажу. Сейчас не надо… ты знаешь, я каждый раз подписываю бумагу, что никому ничего не скажу…
Мы пришли домой, в комнате у нас были только бабушка и Женя. Тетя подошла к кровати, положила голову на подушку, ее начало трясти от рыданий. Бабушка принесла воды и начала уговаривать, может, пройдет, раз уж отпустили, может, больше и не вызовут.
А потом она сказала, что войдет Анна Павловна и что она разнесет все по деревне. Тетя постепенно смолкла. Бабушка вынула горшок с грибным супом из печки. Мы поели, тетя легла. Бабушка спросила у меня, что там было. Я ответила: «Не знаю».
Нам начали время от времени в кесовогорском собесе выдавать хлебные карточки, по которым мы покупали по сто пятьдесят граммов хлеба на человека. За хлебом обычно посылали меня и Арво.
В тот раз в июле мы тоже отправились в Кесову гору вдвоем, но вначале мы решили зайти на базар и купить стакан семечек. Поднимаясь в гору, мы вдруг увидели чудо — тетка в белом халате с тележки продавала газировку, точно так, как до войны в Ленинграде. Мы тут же побежали и встали в очередь. Продавщица работала, как машина: одной рукой она хватала чистый стакан, второй — наливала прозрачную в пузырьках воду, запускала в него из красного стеклянного столбика длинную каплю сиропа, смахивала пот со лба и опять хватала чистый стакан. Мы выпили по два стакана, а больше не могли: газировка щекотала в животе и пузырьки выходили носом.
В хлебной лавке мы выкупили по карточкам четыре буханки хлеба. Не успели мы отойти от лавки, как услышали какой-то шум. Мы увидели, что с горы, задрав голову, подпрыгивая и как-то странно пританцовывая, съезжает лошадь, запряженная в телегу, на телеге стоит громадная бочка. Возчик изо всех сил тянет назад вожжи и громко кричит: «Тпру! Тпру!». У бочки на коленях стоит девица и орет, вытаращив глаза. Кто-то рядом с нами объяснил, что лошадь молодая, необъезженная, наверное, машины испугалась. Вдруг раздался крик: