Из дома (Хиива) - страница 34

Наконец, приехали на санях дядя Тойво и тетя Шура, мы все выбежали на крыльцо. Первой подошла к дяде Тойво бабушка, они обнялись, и бабушка заплакала, дядя не приезжал семь лет домой. Потом стали все обниматься, целоваться и знакомиться с тетей Шурой, а бабушка смотрела улыбаясь на дядю Тойво и все говорила:

— Какой ты… Какой ты большой.

Дядя Тойво был самым младшим сыном бабушки. Потом она спросила:

— Ты меня понимаешь? Не забыл своего языка? И дядя Тойво медленно произнес:

— Muistan [13].

Бабушке больше некогда было сидеть, она стала накрывать на стол, постелила белую скатерть, принесла из чулана блюдо с холодцом, а старая бабушка чистила селедку. Дедушке бабушка велела нарезать хлеб. А дядя Антти принес из чулана бутылки и поставил их на середину стола. Нас она тоже организовала на работу — я вынимала из большого буфета и обтирала полотенцем праздничную посуду. Ройне отправили принести дров для плиты.

Арво раскладывал ножи, вилки и ложки. Бутылки в жарко натопленной комнате покрылись инеем, будто оделись в белые бараньи тулупчики. Но пока мы расставляли посуду и ели, на самой бутылке получились глубокие темные полосы, как от слез на морде у коровы. Наконец уселись, первую рюмку выпили за мою маму, потом за дядю Тойво и тетю Шуру, а я увидела, как младшая бабушка незаметно дернула дедушку за рукав и тихо проговорила:

— Тебе-то хватит.

Но дед налил себе полную рюмку, приподнял ее и просто вылил ее себе в рот без глотков. Мы все смотрели на него и улыбались, даже бабушка улыбнулась.

Я со старой бабушкой пошла на кухню мыть посуду. Придерживаясь за стенку, вошел дедушка и начал разогревать большой медный самовар. Он положил в трубу угли, зажег бересту и бросил ее тоже в трубу, потом он хотел сесть на корточки, чтобы раздуть самовар, но пошатнулся, сел на пол и стал смотреться в ярко начищенный самовар, как в зеркало. Он заметил, что я смотрю на него и сделал серьезное лицо, провел пальцем по тому месте, где в монетах были русские цари, подозвал меня поближе, ткнул пальцем в конец ряда и спросил:

— Ну, знаешь, кто это? Я молчала.

— Прочитай, что здесь написано.

Я не успела наклониться, как он проговорил:

— Николай Второй.

Потом он махнул в сторону рукой и протянул:

— Э-э-э…


* * *


Весенние каникулы были большим праздником. Бабушка пекла пироги, ватрушки, блины, а тетя Шура несколько раз сделала вкусное пирожное с кремом. По вечерам взрослые много говорили, а нас отправляли спать. Иногда в те вечера мне удавалось пристроиться где-нибудь в углу незаметно. В большой комнате висела яркая медная керосиновая лампа под белым стеклянным колпаком. Вечером ее прикручивали, в углах было почти темно.