Миклош злился.
— Ужин готов, старик! — продолжала шутить Като.
— Ты сегодня постаралась: суп с мучными улитками, жаркое. Уж не хочешь ли ты искупить какие-то свои грехи?
— Все о своем, старый греховодник, — засмеялась Като. — А кто сосчитает твои грехи?
Она налила суп в дорогие сервизные тарелки. Все ради него. Это даже слепому ясно. А раньше? Разве не бывало, что Като бегала по соседям, расспрашивая, как вкуснее приготовить дичь, которую он приносил.
Включили радио, потанцевали немного. От еды и питья Миклош совсем размяк. Уютно устроившись на софе, он закурил, разговорился, как в добрые далекие времена.
Като сидела напротив и слушала, внимательно устремив на него глаза, синие, как осколки летнего неба. Вдруг она поднялась и, ни слова ни говоря, раздумывая о чем-то, принялась мыть посуду.
В другой бы раз Миклош вытащил из кармана журнал «Охотник» и погрузился в чтение. Но сегодня он не мог отвести глаз от Като. Внутри у него все горело от нетерпения. Она стояла к нему вполоборота. Природа, этот старательный мастер, отлично потрудилась, чтобы подчеркнуть гибкую женственную округлость ее фигуры. Казалось, пережитое не коснулось ее лица, и только глаза вобрали в себя всю горечь бессонных ночей и тоску одиночества. Взгляд Като был чист и глубок.
— Ну, что высмотрел твой придирчивый мужской глаз? — быстро поворачиваясь к Миклошу, спросила Като, и в голосе ее слышалось скорее кокетливое любопытство, чем неудовольствие.
— Подойди ко мне, скажу! — нетерпеливо вырвалось у Миклоша. — И перестань шутить.
Като послушно подошла к софе.
Миклош потянулся было к ней, наслаждаясь запахом ее здорового чистого тела. Като никогда не употребляла духов.
Как вдруг она неожиданно сказала:
— Пройдемся немного!
Ее неожиданное предложение подействовало на него как укол булавки на резиновый шар, из него словно выпустили что-то.
— Ведь уже за полночь перевалило! — сердито возразил он.
— У нас остался час до прибытия поезда.
Миклош ничего не понимал. Правда, Като и раньше любила ходить на вокзал — встречать и провожать поезда. «Как это прекрасно, — говорила она, — сейчас поезд уйдет в ночь, в неизвестность, а где-то на незнакомой станции его кто-то ждет, волнуется…»
Они вышли из дома. Като взяла Миклоша под руку и на какое-то мгновенье прижалась к нему, словно желая утешить или примирить с чем-то.
Холодный осенний ветер срывал с деревьев последние листья и охапками бросал их прохожим под ноги. Где-то за лесом бродила луна.
— Миклош, — вдруг заговорила Като, — как ты думаешь, что нас связывает?
И не дождавшись ответа, продолжала: