Но пока я размышляла подобным образом, Василий Фёдорович всё-таки дописал протокол и дал мне его для знакомства. Расчёт был прост: после восьми часов допроса человек дуреет.
Читаю протокол. То, что написан он не моими словами — это естественно, но уже на это не реагируешь. Но стоп… Два места в протоколе изложены совершенно противно тому, что я говорила.
— Вот видите, Василий Фёдорович, я же Вас предупреждала. Надо было писать, когда я говорила.
— Не волнуйтесь, Елена Александровна, мы в конце напишем поправки.
— Ну, нет. Вы же не будете читать мужу весь протокол. Прочтёте это место, он решит, что я сошла с ума. А мне совсем не хочется, чтобы он так обо мне думал.
— За кого Вы нас принимаете?
— Василий Фёдорович, эти два места должны быть вычеркнуты. Иначе я не подпишу протокол.
— Ах так! Сейчас я вызову прокурора и всё…
— Хоть весь Большой Дом. Мы просидим с Вами сутки, двое, неделю, но этот протокол я не подпишу.
И видя, что он всё распаляет себя и в то же время не знает, что предпринять, я сказала примиряюще:
— Василий Фёдорович, что мы с Вами играем в детские игры. Вы же прекрасно знаете, что я протокол не подпишу.
— Детские игры? Но тогда что же мы сделаем?
— Вычеркнем и в конце напишем: вычеркнуто, потому что я этого не говорила.
С тем я и ушла из Большого Дома. Окончился мой второй допрос.
Следователь, который вёл дело Толика, Алексей Иванович Лесников был среди них всех самым умным и хитрым. Он уже не допускал проколов, не ставил себя в глупое положение.
Во время прошлого допроса Алексей Иванович как бы невзначай зашёл в кабинет, и сейчас напомнил.
— Когда Вы сражались с Василием Фёдоровичем…
— Сражалась?
— Ну, беседовали, беседовали…
Он сразу стал писать протокол под мою диктовку и не давал мне возможности заниматься подробной трактовкой стихов. Читала, значит, читала, значит, было распространение. Эх, если бы не наша юридическая безграмотность! Как было бы просто отвечать: «Не читала», но я продолжала свой «симпозиум литературоведов».
Из новых идей я попыталась с Алексеем Ивановичем провести такую: я утверждала, и надо сказать, это было абсолютной правдой, что той подборки, которую мне предъявляло ГБ, никогда не существовало. Толик никогда не читал стихи, упирая на их политическое звучание. Каждый раз, приходя к нему, друзья слушали то, что было написано недавно. А здесь — я не очень ещё владела их демагогией и всё же пыталась объяснить Алексею Ивановичу, что этот «криминал» следователи составили сами из тенденциозных соображений.
Теперь я понимаю, что и эти доводы абсолютно ничего не значили для следователя. Дело уже создавалось, видимости того, что они пресекли преступную деятельность, для суда было достаточно. Всё остальное — уже детали. Но расколоть он меня всё же пытался.