Но прежде, чем поставить окончательно точку, я должна рассказать ещё об одном судилище — на этот раз надо мной.
Редактором многотиражной газеты судостроительного завода имени Жданова, где я работала, был Олег Дмитриевич Байков, чья безвременная смерть ещё и сейчас болью отзывается в моей душе. Только позднее я узнала, что Олега вызывали в ГБ, что он говорил обо мне только хорошее. Но, к сожалению, не всё зависело от него. Над редактором был партком, и этот партком уже давал мне понять, что надо бы уйти с работы по собственному желанию. Но идти мне было абсолютно некуда, так что такого желания не возникало. Позднее, когда меня готовы были взять в аспирантуру театрального института, партком дал мне характеристику следующего содержания: «Е.А.Фролова работает в газете. Муж у неё осуждён по 70 статье УК РСФСР».
Но я забегаю вперёд. Сейчас рассказ о том, как вскоре после суда меня вызвали в шикарный, обитый деревом кабинет первого секретаря парткома. На этот раз, кроме трёх секретарей, там было ещё два гэбиста. Обвинения были давно известными: идеологический работник, не дала оценки, не пресекла, не донесла.
Гэбисты принесли Толины стихи, читали их секретарям парткома, вместе возмущались.
Мне терять было нечего, поэтому вместо защиты я избрала тактику нападения.
— За распространение этих стихов судили по статье 70-й уголовного кодекса, так что если они с вашей лёгкой руки пойдут по городу, не ищите, кто их пустил.
Гэбисты злились, наскакивали. Я опять повторяла свои любимые доводы — про реакцию на культ личности, про путь поэта. Говорила, что эту подборку собрал не Толик, а ГБ, что жила с мужем одной жизнью и знала все его переживания за страну.
Один из гэбистов обвинил меня в соучастии.
— Суд не вынес по поводу меня частного определения, поэтому за подобные слова можно ответить по суду.
И вдруг раздались слова самого молодого секретаря парткома Анатолия Никитина, с которым в бытность его секретарём комитета комсомола у меня были почти приятельские отношения:
— Лена, Вас, конечно, никто не обвиняет в участии, но если Вы видите, что кого-то убивают, и проходите мимо…
Ни один гэбист не вызвал у меня ни разу такой гадливости.
— Это такой бессмысленный пример, что я не считаю нужным на него отвечать.
— Но вы идеологический работник, вы не можете работать в редакции, — это опять кто-то из гэбистов.
— Уходить мне некуда, поэтому уйду я отсюда, только если вы предоставите мне квартиру за казённый счет в Большом Доме.
— Ну что ж, это мы можем.
Судилище длилось около двух часов. Всё это время мой редактор сидел на месте и ждал, что его позовут, что он сможет сказать в мою защиту хоть пару слов. Но гэбистам это не было нужно.