Кендрик подошёл к ним, и Сандара, увидев его, замешкалась. Дариус рассматривал незнакомца, а она не знала, как их друг другу представить. Знакомства было не избежать.
Кендрик опередил её. Он сделал шаг вперёд и протянул руку.
«Я Кендрик», – сказал он.
«А я – Дариус», – ответил тот, пожимая его руку.
«Кендрик, это – мой брат», – сказала Сандара, заикаясь от волнения. «Дариус, это… он…»
Растерянная, Сандара умолкла, подбирая слова. Дариус остановил её.
«Сестра, мне можешь ничего не объяснять. Я не такой, как все. Я понимаю».
По глазам Дариуса Сандара увидела, что он действительно понимал и не осуждал её. Именно за это она его любила.
Они пошли дальше все вместе, вливаясь в общую процессию.
«Ты выбрала неспокойное время для возвращения», – сказал Дариус напряжённым голосом. «Много всего произошло. Многое происходит»
«Что ты имеешь в виду?» – спросила она взволнованно.
«Мне нужно много чего тебе рассказать, сестрица. Кендрик, ты тоже с нами. Идёмте, костры уже разожгли».
Годфри сидел у пылающего костра под звёздным небом рядом в окружении со своей сестры Гвендолин, брата Кендрика, Стеффена, Брандта, Атме и Абертола. Там были почти все, кого он помнил из Кольца. Подле него сидели Акорт и Фултон, и когда его взгляд остановился на них, он вспомнил, что ему срочно необходимо выпить.
Годфри уставился в огонь, пытаясь понять, как он здесь очутился, осознать всё, что случилось, всё, что сейчас казалось серией размытых картинок. Вначале умер его отец. Затем –его брат, Герт. Потом было вторжение МакКлаудов, за ним – вторжение Кольца. После этого он попал на Верхние острова, а оттуда – в долгое плавание через море… Одна трагедия за другой, и постоянная перемена мест. В его жизни остались только война, хаос и изгнание. Было приятно наконец где-то задержаться, но он предчувствовал, что всё только начинается.
«Чего бы я сейчас только ни сделал за добрую пинту», – сказал Акорт.
«Уверен, что здесь найдётся какая-то выпивка», – отозвался Фултон.
Годфри потёр свою ноющую голову, думая о том же. Если ему когда-нибудь и нужно было выпить, то это сейчас. Последние плавание было худшим из всех, какие он мог вспомнить: много дней без еды и выпивки, большую часть времени – на грани голодной смерти… Слишком много раз ему казалось, что он уже умер. Он закрыл глаза и попытался отогнать жуткие картины воспоминаний о его соратниках по Кольцу, каменевших и падавших за борт.
Это было бесконечное плавание – в ад и обратно – и Годфри был удивлён, что оно не принесло ему никакого прозрения или просветления. Оно не заставило его измениться. Только больше хотелось пить, чтобы забыть обо всём случившемся. Неужели дело было в нём самом? Неужели он стал совсем бесчувственным? Ему хотелось верить, что нет.