, под прикрытием своего рифлара. Окончив преспокойно партию, когда люди стали приближаться к павильону, Лермонтов вдруг вскрикнул: «Они нас захватят! Ай, ай, ваш муж! Скройтесь живо под биллиардом!» и, выпрыгнув в окно, в виду собравшихся людей, сел на лошадь и ускакал из лесу. На меня нашел столбняк; я ровно ничего не понимала. Мне и в ум не приходило, что это была импровизированная сцена из водевиля.
Я очень была рада, что тут вошел, столько-же встревоженный, сколько промокнувший Тет-Бу-де-Мариньи и увидал меня держащую кий в руках и ничего не понимающую. Он мне объяснил это взбалмошным характером Лермонтова. Г-н Де-Гэлль спокойно сказал, что m-r de Lermontowe очевидно школьник, но величайший поэт, каких в России еще не было. Бог знает, что они могли бы подумать! Муж мой имел невозмутимое доверие ко мне.
Я поспешно отправилась к владельцу Кучук-Ламбата, Бороздину, где веселая компания нас ожидала и с громким смехом приветствовала глупую шутку Лермонтова. Графиня В[оронцова][274], которая ушла с кн[ягиней] Г.[275] чтобы оправить свой туалет, спросила меня, застегивая свою амазонку, что случилось у меня с Лермонтовым. «А это другое дело! Но все таки порядочные женщины не должны его не только принимать, но и вовсе пускать близ себя».
Я потребовала от Тет-Бу, чтобы он пригласил Лермонтова ехать с нами на его яхте. Лермонтов по секрету говорил, что он торопится в Анапу, где снаряжается экспедиция. «Он не прочь и в Анапу, но только вместе со мной», сказала я Тет-Бу. Тет-Бу тут не на шутку рассердился — «Я ему натру уши, негодяю» (Je lui froiterai les oreilles à ce triquet), и уехал, не простившись ни с кем, а на другой день снялся с якоря и отправился на Кавказ стреляться с Лермонтовым.
Между тем Лермонтов явился в Ялте, как ни в чем не бывало. Он был у меня, пока г. Де-Гэлль ходил уговаривать Тет-Бу остаться с нами еще несколько дней. Мы даже дали друг другу слово предпринять на его яхте «Юлия» поездку на кавказский берег к немирным черкесам.
Я на Лермонтова вовсе не сердилась и очень хорошо понимала его характер: он свои фарсы делал без злобы. С ним как то весело живется. Я всегда любила то, чего не ожидаешь.
Но я была взбешена на г. Де-Гэлля и особенно на Тет-Бу. Г. Де-Гэлль слишком вошел в свою роль мужа. Оно просто смешно. Вот уже второй год, как я дурачу Тет-Бу и сбираюсь его мистифицировать на третий. Уж он у меня засвищет соловьем (je le ferai chanter ce rossignollà); уж поплатится он мне, и не за себя одного!
Лермонтов меня уверяет очень серьезно, что только три свидания с обожаемой женщиной ценны: первое для самого себя, второе для удовлетворения любимой женщины, а третье для света. — «Чтобы разгласили, не правда ли», сказала я и от всей души рассмеялась; но, не желая с ним встретиться в третий раз, я его попросила дать мне свой автограф на прощанье. — «Да я уже с вами вижусь в шестой раз. Фатальный срок уже миновал. Я ваш навсегда».