«M-lle Emilie, je vous en prie, un tour de valse seulemeut, pour la derniere fois de ma vie»[290]. — «Ну уж так и быть, в последний раз, пойдемте». — М. Ю. дал слово не сердить меня больше, и мы, провальсировав, уселись мирно разговаривать. К нам присоединился Л. С. Пушкин[291], который также отличался злоязычием, и принялись они вдвоем острить свой язык à qui miex mieux. Не смотря на мои предостережения, удержать их было трудно. Ничего злого особенно не говорили, но смешного много; но вот увидели Мартынова, разговаривавшего очень любезно с младшей сестрой моей Надеждой, стоя у рояли, на котором играл князь Трубецкой[292]. Не выдержал Лермонтов и начал острить на его счет, называя его «montagnard au grand poignard». (Мартынов носил черкеску и замечательной величины кинжал). Надо же было так случиться, что, когда Трубецкой ударил последний аккорд, слово poignard раздалось по всей зале. Мартынов побледнел, закусил губы, глаза его сверкнули гневом; он подошел к нам и голосом весьма сдержанным сказал Лермонтову: «сколько раз просил я вас оставить свои шутки при дамах», и так быстро отвернулся и отошел прочь, что и не дал и опомниться Лермонтову, а на мое замечание: язык мой враг мой, М. Ю. отвечал спокойно; «Ce n’est rien; demain nous serons bons amis»[293]. Танцы продолжались, и я думала, что тем кончилась вся ссора. На другой день Лермонтов и Столыпин[294] должны были ехать в Железноводск. После уже рассказывали мне, что когда выходили от нас, то в передней же Мартынов повторил свою фразу, на что Лермонтов спросил; «чтож, на дуэль что ли вызовешь меня за это». Мартынов ответил решительно «да», и тут же назначил день. Все старания товарищей к их примирению оказались напрасными. Действительно, Лермонтов надоедал Мартынову своими насмешками; у него был альбом, где Мартынов изображен был во всех видах и позах.
15-го июля пришли к нам утром кн. Васильчиков[295], и еще кто то, не помню, в самом пасмурном виде; даже maman заметила и, не подозревая ничего, допрашивала их, от чего они в таком дурном настроении, как никогда она их не видала. Они тотчас замяли этот разговор вопросом о предстоящем князя Голицына бале, а так как никто из них приглашен не был, то просили нас притти на горку смотреть фейерверк и позволить нам явиться туда инкогнито. Жаль было, что лучших танцоров и самых интересных кавалеров не будет на балу, где предполагалось так много удовольствий. Собираться в сад должны были в 6 часов; но вот с четырех начинает накрапывать мелкий дождь; надеясь, что он пройдет, мы принарядились, а дождь все сильнее да сильней и разразился ливнем с сильнейшей грозой: удары грома повторялись один за одним, а раскаты в горах не умолкали. Приходит Дмитревский