В промежутках между приступами мы окунали ее в ведро с холодной водой, но жар не спадал. То, что Лотти отказалась пить козье молоко, разбавленное водой, очень меня обеспокоило, но вскоре оправдались мои наихудшие опасения – она отказалась принимать вообще любую жидкость.
К тому времени из нее вышло много жидкости через кишечник и организм так обезводился, что у девочки не было сил поднять голову.
– Я иду в больницу, – сказал я Хетти, – нам нужна ректальная капельница.
Пересекая двор больницы, я заметил, что дверь в помещение, которое я использовал как лабораторию, открыта.
Я зашел внутрь, под подошвами ботинок хрустнули стекла. Все стекла микроскопов были разбиты, все документы, стоявшие на полках, сброшены вниз.
Поломанный микроскоп лежал под окном, записи, сделанные по результатам исследования трахомы, валялись на полу, теперь это была просто груда бумаги. Я нагнулся и подобрал страницу, лежащую у двери. На ней было написано имя младшего сына Махмуда Аги Бикташа, моего первого пациента с трахомой. Листок выпал у меня из рук – дело всей жизни превратилось в прах.
По соседству располагалась амбулатория, которая была в таком же состоянии. Заглянув туда, я стал опасаться наихудшего.
Войдя в здание больницы, я свернул налево и прошел по длинному коридору, разделявшему женские и мужские палаты.
По обе стороны я видел опрокинутые кровати, стекло на полу; что-то капало на металл. Звук был неестественно громким в пустом помещении. В разбитом окне болталась занавеска. Содержимое распотрошенных матрасов вывалилось на пол.
В последней палате на кровати, на единственном уцелевшем матрасе кто-то лежал под простыней, а моя медсестра сидела на стуле рядом.
– Манон?!
На кровати лежал старик Туфенкян, отец сестер Туфенкян, работавших в магазине; он пришел в больницу за месяц до происходящего с жалобами на боли в печени.
– Он умер до того, как они пришли, – сказала Манон.
Глаза Туфенкяна были едва прикрыты веками, взгляд устремлен в потолок. Я посмотрел на медсестру. Волосы женщины были всклокочены, форма вся в крови. Она была странно спокойна.
– А где остальные? Где персонал?
– Их нет.
– Но… А где Пол?
– Они забрали его.
– Кто забрал?
– Жандармы.
– Но они не имели права так поступать! Его освободили под мою ответственность.
Манон протянула руку и закрыла Туфенкяну глаза.
– Его арестовали за убийство Казбека Ташияна.
– Но это невозможно!
Она накрыла простыней лицо трупа, потом встала, пригладила волосы и поправила юбку, будто готовилась к приходу семьи покойного. Ее нога коснулась бутылки, валяющейся на полу, и я вспомнил, зачем пришел.