Хават встала с сена, лежавшего в сарае, и подошла к Ануш.
– Что это? – спросил Кеворк, кивком указывая на корзину.
– Попробуй, тогда и узнаешь, – предложила Ануш.
Мальчик снял крышку с кастрюльки и вдохнул восхитительный запах. Пальцами он взял немного кушанья, попробовал и расплылся в улыбке.
– Твоя бабушка делает очень вкусные рыбные фрикадельки, – отметил он и протянул немного своей сестре.
Они сели у подножья дуба и стали есть руками, пока кастрюлька не опустела. В воздухе витал рыбный запах, и пасшийся неподалеку гусь насторожился и поднял голову.
– Для тебя ничего не осталось, – засмеялся Кеворк, глядя на него.
– Хочу еще! – сказала Хават, подбородок которой был измазан анчоусными фрикадельками.
– Больше нет, и хватить распускать слюни, Хават! – Мальчик резко вытер рот сестры рукавом. – Позже пойдем в курятник, может, будут яйца на ужин…
Но все они знали, что куры уже давно не несутся, кроме одной, и семья выживала благодаря ей и угощениям соседей.
– Я завтра еще чего-нибудь принесу, – сказала Ануш. – Может быть, плов.
Хават улыбнулась, облизала язычком верхнюю губу. На ее широком лице поблескивали глаза. В деревне Хават звали Монголка, потому что она была похожа на монгольских всадников, которые приехали из российских степей в Ризау и Трапезунд.
Местные жители после рождения Хават считали ее мать уже слишком старой, чтобы иметь детей, но, к всеобщему удивлению, госпожа Таланян забеременела снова и родила здорового мальчика – Кеворка.
– Госпожа Стюарт спрашивала о тебе, – заговорила Ануш. – Она хотела знать, почему ты не был в школе.
– Я теперь работаю на ферме, мне нужно помогать матери.
– Завтра будут вручать призы. Я не должна была тебе говорить, но, по-моему, один из них предназначается тебе!
Кеворк искоса посмотрел на Ануш:
– Дадут медаль?
Та кивнула:
– Да, ты один из победителей.
Мальчик недолго обдумывал сказанное.
– Отдай ее Саси, мне нужно работать.
– Мне кажется, твой отец хотел, чтобы ты ее получил!
– Мой отец предпочел, чтобы я присматривал за фермой.
Господин Таланян, как и многие мужчины деревни, не умел ни читать, ни писать, но хотел, чтобы его дети учились. Он был другом детства отца Ануш и дальним родственником ее матери.
Своего отца Ануш толком не знала. Напоминанием о нем служил лишь портрет, висевший у двери, да помазок, который она держала в своей комнате. На фотографии отец был запечатлен стоя: в костюме и рубашке с жестким воротничком, возле сидящей матери, одетой в традиционное армянское платье. Они с торжественным видом уставились в камеру, будто незнакомцы, каковыми, по сути, и являлись. Дагеротип