Парзик и Ануш сидели на камнях в бухте, у их ног полоскалось белье. Степан, старый дядя Парзик, отдыхал в тени, в бухте больше никого не было.
После нападения на Хават все меньше женщин приходило сюда, а те, кто отваживался, ходили большими группами или в компании с родственниками-мужчинами.
– Он ненавидит работу и ненавидит жандармов, но работать лучше, чем воевать, – сказала Парзик, и ее голос разнесся далеко над водой.
Девушка сделала паузу, поудобнее уселась и положила руку на живот.
– По крайней мере я знаю, где он, и особо не переживаю. Ануш… ты слушаешь меня?
– Извини… да. Это хорошо.
Парзик пристально посмотрела на подругу:
– Ты плохо выглядишь. Что-то случилось?
Ануш готова была все рассказать Парзик. О том, как она молилась дважды, трижды в день, чтобы у нее пошли месячные. Она могла рассказать, как она богохульствовала в Доме Господнем и как Он наказал ее. Могла рассказать, что она носит внебрачного ребенка и нет ни одного человека, который мог бы утешить ее. Хандут выгонит ее из дома, и Ануш и подумать боялась о том, сможет ли ее бабушка пережить это известие.
– Я не могу спать, – ответила она, – после того, что случилось с Хават.
– Бедная Хават! Что с ней будет?
Парзик подняла брюки и осмотрела их.
– У солдат новый капитан, из Трапезунда. Интересно, что стало с предыдущим?
Ануш вспомнила, как она была во дворе дома Саси и впервые увидела Джахана. Она закрыла глаза, припоминая последнюю встречу.
– Было нечто странное в поведении капитана. Помнишь, как он танцевал с тобой на свадьбе?
Пронзительный свист раздался над водой. Возле деревьев стоял Хусик и махал им обеими руками:
– Солдаты!
Девушки, собрав одежду, выбежали на берег.
– Оставьте ее! – крикнул он. – Идите сюда! Скорее, поторопитесь!
Парзик растолкала задремавшего дядю Степана и повела его за Хусиком к лесу.
Они слышали топот солдатских сапог на берегу и голос, отдающий приказ сохранять тишину.
Хусик повел всех в лес. Степан, почти ничего не видящий в сумраке леса, еще не пришедший в себя после неожиданного пробуждения, пробирался между деревьями, как слон, ломая старые ветки и спотыкаясь о корни.
Хусик подошел к Степану и стал направлять его. Они карабкались вверх по склону, между деревьями уже было видно море.
Стоя у воды, солдаты оглядывали опустевшую бухту.
Мужчина в форме, как у Джахана, опрокинул ударом ноги брошенную корзину для белья. Он медленно поворачивался, обозревая побережье, затем посмотрел вверх, прямо на то место, где затаились беглецы.
Степан запыхался и дышал слишком громко. Если солдаты войдут в лес, беглецам придется карабкаться все выше, но Степану далеко не уйти.