Он стиснул зубы.
– Это меня не удивляет. В письмах есть интересные подробности. Вчера мы с отцом впервые прочитали их.
Эмми посмотрела на часы.
– Еще довольно рано. Ничего, если я почитаю их сейчас?
Хит указал на старую кожаную кушетку, стоявшую у стены под флагом.
– Давайте. Мы так и думали, что вам захочется это сделать.
Эмми устроилась на краю кушетки, а Хит сел рядом с ней и сложил руки на груди. Она приступила к чтению.
Переписка началась в августе 1943 года, очевидно, вскоре после того, как Роберт отправился за границу. Трудно было сказать, куда именно, потому что об этом нигде не упоминалось – скорее всего, из-за военной цензуры. Но в письмах он писал, что находится далеко от дома и скучает по хот-догам. Эмми подняла голову.
– Как вы сказали, когда они поженились?
– В июне 1943 года. А что?
Эмми пожала плечами.
– Просто это не похоже на переписку новобрачных, вот и все. Я помню письма Бена. Там тоже было много повседневных подробностей, но кроме того… – она помедлила, вспомнив о том, что привыкла спать с письмами Бена, прижатыми к груди, а утром бумага оказывалась влажной, словно оплакивая его отсутствие. – Но там были и эмоциональные аспекты. Здесь нет ничего подобного.
– То было другое время. Наверное, мужчин учили вести себя стоически и быть немногословными.
Эмми покачала головой.
– Не знаю. Мне приходилось читать много писем с фронта в исторических книгах. Вы слышали о письме Салливана Баллоу жене во время Гражданской войны, опубликованное в документальной антологии Кена Бернса? Оно так прекрасно, что хочется плакать. Он написал: «Моя любовь к тебе бессмертна», – она взглянула на письмо. – Думаю, когда человек смотрит смерти в лицо, он лучше слышит свое сердце.
– Иногда. – Хит посмотрел на Эмми, и она почувствовала, что между ними протянулась нить взаимопонимания, как между двумя солдатами на поле боя. – Что же случилось с Салливаном Баллоу?
– Он погиб через неделю после того, как отправил письмо. Я всегда думала о том, какую благодарность должна была испытывать его жена за это письмо. Но после Бена… не знаю. – Эмми покачала головой. – Возможно, ей было бы легче, если бы она не знала, как сильно он любил ее. Тогда она не знала бы, как много потеряла.
Теперь слова казались ей пустыми, и в них больше не слышалось истинной правды. Кожаная кушетка заскрипела, когда Хит подался вперед.
– Думаю, Бен был счастливчиком, если знал, что вы любите его. И он умер счастливым, зная об этом.
Эмми довольно долго молчала, а строки письма расплывались перед ее глазами, словно размытые временем. Как и тогда, когда ее назвали храброй, слова Хита пробили новую брешь в темной оболочке ее горя, словно занавес приподнялся над сценой и впустил немного света.