Пока я наблюдаю за какой-то парочкой, которая, держась за руки, выгуливает своего пса, звонит телефон. Открываю крохотный клатч, достаю белый прямоугольник — на карте памяти записана вся моя жизнь — и улыбаюсь, увидев на экране фото лучшей подруги. Она единственная, кто знает настоящую меня.
— Йоу, — говорю я. Нам нравится, болтая по телефону, притворяться крутыми чиками, но честно говоря, получается средне.
— Че-как, крошка? — отвечает она мне в тон.
Рядом наконец-то тормозит такси.
— Элли, погоди секунду. — Я проскальзываю на заднее сиденье. Кожаная обивка приятно холодит мою обнаженную кожу. Сообщаю водителю адрес и возвращаюсь к разговору.
— Извини, я тут. Рассказывай скорей, как дела. Сто лет тебя не слышала.
Элли смеется.
— Все потому, что ты слишком занята тем, что доишь Уолкера.
Я улыбаюсь.
— Ты права… причем и в прямом, и в переносном смысле.
Она хохочет над моим ответом.
— Блэр, какая же ты бесстыжая! Впрочем, за это я тебя и люблю. Ладно. Пока мою девочку не обижают, мне плевать, что он такой напыщенный осел.
— Не обижают, сама знаешь. И вообще, мне казалось, что ты уже примирилась с его существованием, нет? — Хочется добавить, что я буду с ним вне зависимости от того, как он со мной обращается, но я молчу.
Уолкер мне нравится. Очень. Его член вызывает переживания, близкие к религиозному экстазу; он из тех парней, которых уважают мужчины и о которых мечтают женщины. Он до неприличия богат, и с ним я отрываюсь по полной. Но, видите ли, в чем фокус… звучит, конечно, ужасно, но я бы ни минуты на него не потратила, будь он нищее никто. Я не верю в любовь, но верю в практичность и достижение поставленных целей. Я хочу жить не просто хорошо. Я хочу жить роскошно. Легкая жизнь — вот моя цель. А с нищим никем ее не достичь.
Все упирается в приоритеты. Счастливый среднестатистический брак — любимый муж, два с половиной ребенка, домик в викторианском стиле в пригороде — не в топе моих интересов. Со временем маме надоест воспитывать детей и сидеть дома. Она все чаще начнет с тревогой задумываться, неужели отныне вся ее жизнь сводится к переглаживанию гор выстиранного белья. Папе надоест трахать одну и ту же женщину. Разочарованный и неудовлетворенный жизнью, он, если не начнет ходить налево, то станет прикладываться к бутылке или, как вариант, попрекать семью деньгами, ведь ему пришлось стольким пожертвовать, чтобы обеспечить им достойную жизнь. Ну, а что касается тех двух с половиной детей, которые выглядят такими счастливыми на страницах глянцевых каталогов… За их милыми улыбками кроется одиночество и слезы из-за постоянного пренебрежения.