От сокровищ моих (Михалевич) - страница 11
Степанида дождалась, когда священник подошёл поближе, и испустила громкий вопль: «А-а! Пришёл! Наконец-то! Ну иди, иди! Недолго тебе землю топтать осталось (она знала о его больном сердце), скоро Юрий Владимирович вам – попам покажет!» «Какой Юрий Владимирович?» – переспросил энцефалитный Миша. «Какой, какой!» – передразнила Степанида, – «Андропов, вот какой. Он им хвосты-то поприжмёт, будут знать, как на машинах ездить! Теперь всех воров и прогульщиков к ногтю! И этих жирных бездельников тоже. Он им покажет советску власть-то! Будут знать, сволочи-и!» Отец Александр захлопнул дверь и не услышал конец монолога, поразившись, однако, что даже Степанида по-своему в курсе андроповских реформ и вспомнил, как один знакомый монах предрекал ему, что при новом правителе за церковь и духовенство возьмутся, чуть ли – не, как в хрущовские времена. Подобный рецидив рисовался абсолютно абсурдным и невозможным после достаточно долгого периода сравнительно спокойного существования при Брежневе. А собственно, почему невозможным? В советском «раю» как раз всё возможно и в первую очередь очередное гонение на церковь. Он не стал больше об этом думать, отложив до времени размышления на грустную и серьёзную тему, так как его уже ждали: целая толпа стояла у крестильной комнаты. Когда, облачившись, он вошёл в крестильню, староста Аглаида Матвеевна проскользнула вслед за ним и, повертев головой вправо-влево, прошипела: «Восемь человек сегодня. Вот список». И подала исписанную именами и фамилиями бумажку. Аглаида Матвеевна правила приходом последние три года и весь причт, в том числе и настоятель, от неё натерпелись вдоволь. Духовенством староста просто помыкала: урезала зарплату, вмешивалась в бого-служебные дела, читала нотации священникам и бесстыдно грабила храм. Управы на неё не было, так как описанное положение приходских дел и предусматривалось хрущовским законодательством от 1961 года, которым священник лишался всяких прав и становился наймитом, полностью зависящим от прихотей старосты, его помощника и казначея – ставленников исполкомов.
Отец Александр распорядился наливать воду в купель, разложил на небольшом квадратном столике крестильный набор, медный напрестольный крест и требник. Затем оглядел толпу, собравшуюся в крестильне. Все кандидаты на крещение оказались маленькими детьми, от младенцев в пелёнках до трёх-четырёхлетних. С каждым пришли родители (в их отсутствие крещение запрещалось законодательством), бабушки, иногда дедушки, крёстные и прочие родственники и друзья. Вся эта толпа шумела и суетилась. Многие, особенно молодёжь, не очень понимали, как себя держать и что делать. Другие, постарше, наоборот, с деловым видом сыпали советами и распоряжениями. Младенцев раздевали, пеленали и некоторые из них уже подали голос. Отец Александр любил эту предкрестильную суету и с удовольствием прислушивался к детскому писку. Детские голоса в храме звучали редко вне этих крестильных моментов, но они свидетельствовали о том, что Церковь не умерла, несмотря на все усилия богоборческой власти и у неё есть будущее в лице этих самых беспомощных ныне младенцев, из которых (как знать), может, вырастут будущие пастыри или просто благочестивые миряне. Когда все, наконец более или менее угомонились и, по указке помощницы священника выстроились в ряд, отец Александр заметил, что кандидатов на крещение больше, чем сказала староста: не восемь, а девять. Сбоку пристроилась пожилая женщина, державшая за руку мальчугана лет трёх. Держалась она как-то неуверенно и застенчиво-просительно глядела на батюшку, словно хотела что-то сказать ему, но стеснялась. Отец Александр огласил список. Все отозвались, кроме женщины с мальчиком. Тогда она сделала неуверенный шаг вперёд и, приблизившись поближе к священнику, зашептала: «Батюшка, мы без записи. Нельзя ли как-нибудь покрестить Вовочку, а то у него отец (мой зять) милиционер?» Отец Александр ничего не ответил. Подобные вещи строго запрещались. Сведения о новокрещёных протоколировались и подавались в исполком. Записями и регистрацией занималась староста Аглаида Матвеевна, у которой уже пару раз возникали претензии к нему за незарегистрированные крещения. Он знал также, что на других приходах частенько совершаются «левые» требы, без регистрации. Иные старосты шли на это, правда не всегда бескорыстно, дабы избавить людей от неприятностей, и иной раз прислушивались к рекомендациям и пожеланиям священнослужителей, но только не у них. Здесь, благодаря Аглаиде, подобные попущения не практиковались. Ему стало жалко женщину и её внука, и он не знал, как поступить: выгнать – не хватало духу, оставить – нарваться на неприятности, поскольку староста грозилась «в следующий раз вызвать начальство». Священник снова почувствовал боль за грудиной, на этот раз такую сильную, что стало страшно: неужели у него снова предынфарктное состояние? Ничего не говоря, он повернулся к аналою и подождал, пока боль затихнет. Затем взял в руки требник. Не всё ли равно, что будет? По-видимому, ему не долго осталось. Скоро придётся давать ответ там, наверху и… его определённо спросят, конечно же, непременно спросят: «Почему ты не выполнил свою святую обязанность? Как ты посмел отказать в крещении?» Будь, что будет, на всё воля Божия… Отец Александр начал крещение. Он окрестил всех девятерых. Теперь следовало воцерковление, а затем причащение новокрещёных. Для этого надо было идти в храм под бдительное око старосты.