Как любит отец Ростислав эти службы на Страстной! Вот прозвучала мирная ектения и он, одетый в чёрное облачение, открывает Царские врата и начинает каждение под красивейший тропарь «Егда славнии ученицы…» Певчие выводят тропарь медленно и слегка приглушённо. Нежные девичьи голоса (у отца Ростислава на клиросе только молодёжь) умиленно звучат в благоговейной тишине. Он кадит церковь, обходя её изнутри по периметру. Размеренно и плавно, в такт пению двигается крупная фигура священника, ни одного резкого движения или поворота не в такт. Он кадит иконы и прихожан, которые, одетые в основном в чёрное, в благоговении склоняют головы и проникаются торжественностью момента. Он знает их всех. Проходит мимо, согласно иерейской практике, не вглядываясь в лица, но чувствуя их рядом и ощущая общую молитвенную настроенность. Две его помощницы за кассой (ящиком) в чёрных платочках тоже склоняют головы в поклоне, когда священник проходит мимо. Он выбирал их из общей массы прихожан долго и тщательно, выбирал из всего прихода и не ошибся: они честны, благочестивы, терпеливы и кротки. Больше всего человеку, стоящему за церковной кассой, требуется именно терпение. А Анна и Зинаида оправдали его ожидания: никогда не возмущаются и никогда не грубят, что бы им не заявили прихожане, среди которых попадаются всякие, в том числе психические больные, старчески слабоумные и просто склочные. Бросив быстрый взгляд на «ящик», настоятель замечает вывешенное объявление о сборах на украшение Плащаницы. Молодцы помощницы, вспомнили и об этом! Ведь завтра днём вынос Святой Плащаницы, а вечером чин Погребения. Он заканчивает каждение и возвращается в алтарь для чтения Евангелия. Оно сегодня длинное, поэтому читается в более быстром темпе, чем обычно: «Приближашеся праздник опреснок…» Гулко разносится голос священника в торжественном молчании храма. Прихожане слушают, склонив головы.
И вот служба окончена. Отец Ростислав пьёт чай вместе с певчими. До вечера все свободны. Он выносит стульчик во двор и слушает трели только что прилетевших скворцов, перебиваемые не менее звонкими песенками синиц. С озера за деревней ещё не сошёл лёд, но уже слышны истошные крики чаек и белые узкие крылья мелькают в ясном апрельском небе. Хорошо! Должно быть, скоро полетят гуси и утки, а кладбищенская роща позади храма зазвенит песнями зябликов и овсянок. Он на этом приходе уже 15 лет и каждый год переживает это весеннее обновление, связанное с Великим Праздником, по-новому, словно в первый раз. А до того? Сколько уже было этих празднований за его 50-летнюю жизнь! Отец Ростислав помнит, как маленьким ребёнком, держа мать за руку, он так же приходил в уединённый храм в их маленьком провинциальном городе, где старенький настоятель читал именно это же Евангелие. Он даже помнит его слабый голос и умилительную мягкость произношения. Открытых храмов в 1950-е годы оставалось ничтожно мало и их церковь была полна, но дети в ней отсутствовали. Водить их в храмы не разрешали. Он был исключением оттого, что его мама была особенного религиозного настроя. А он тогда и не думал, что станет священником… Как страшно и мерзко вела себя ТА власть по отношению к собственному народу! Ведь она лишила его единственного источника духовной силы, питавшего столетиями русскую душу! Куда бежать в несчастье, где искать ВЫСШЕЙ справедливости, к кому припасть в горе, если храма нет и туда идти ЗАПРЕЩАЕТСЯ? И сколько таких храмов-духовных прибежищ для миллионов верующих было уничтожено безбожной властью, у которой до сих пор множество адептов, с пеной у рта поносящих духовенство и церковь, а иногда и самого Бога! Почему? За что? За что ненавидели кроткого Иисуса иудеи? Разве Он сделал плохое кому-либо? Но даже через столетия после Его распятия всё так же ненавидят Его последователей и выливают на них ушаты грязи: «Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел» (Ин.15,18).